Дверь хлопнула, как-будто неспроста.
Мария, улыбаясь на Христа,
слегка качнулась. А в окно, синея,
вползал рассвет, рисуя древний знак
в изгибе шторы, и я видел, как
ты становилась призраком аллеи.
Часы, чеканя слово пустота,
о времени забыли. И, отстав
от собственных хозяев, спали тени,
изображая маленьких детей.
И, выбравшись из сумрачных сетей,
предметы оживали, прячась в стены,
в паркет, в скелет торшера. Тая воском,
твой запах пятился, а у двери
терял свой смысл. Тихо изнутри,
рождался новый, плача.
Айвазовский
трюмо топил своим девятым валом.
Младенец спал.
Мария улыбалась.