Выставляю на торги я
Свой ковчег с пробитым днищем.
Я впадаю в летаргию,
Отвергаю воду-пищу.
Пригвоздив меня к кушетке,
Спины опытные сгорбив,
Санитары — духи предков —
Обещаниями кормят:
Вместо сыворотки правды
Колют смесь «все будет в норме» —
Слишком часто, чтобы слабый
От отчаяния не помер;
Слишком редко, чтобы силы
Шевелиться не осталось.
Здесь так многих подкосила
Преждевременная старость.
Ну а ты сидишь один,
Грустный и слегка уставший,
И на кухне пьешь лонгдринк —
Крепкий яд «все будет так же».
А в кармане брюк — ключи
От чуланов, где хранилось
Больше тысячи причин,
Чтоб оставить все, как было,
Где по банкам, как грибы,
Абрикосы или сливы, —
Сотня поводов не быть
Беззаботным и счастливым.
Отодвинь на край стола
На минуту кубок с ядом.
Если волю — то в кулак,
Если быть — то только рядом.
Я все склянки перебью,
Я сбегу от санитаров,
Лишь услышу на краю
Мира звон твоей гитары.
Мир большой, границы — фарс,
В нем не отыскать врагу нас.
Самый нежный санитар,
Я — твоя вторая юность!
Если в тишине ночей
Крепкий яд не отпускает,
С молотка ушел ковчег, —
Остается лишь тоска и
Грусть по проданным вещам.
И пускай навзрыд: «Прощай!»,
Это остается снами, —
Это остается с нами.