В ушах звенит прохладный воздух. Гулко бухают по влажной земле ноги в отяжелевших от сырости ботинках, вторя прерывистому сердечному стуку. Я должна одолеть эти три круга. А может быть, пять кругов. Или восемь… Я не помню, когда начала бежать, и для чего. Бег прекратится только в тот миг, когда я рывком сяду на кровати, тараща глаза в стену, разделённую тонкой полосой света уличного фонаря, пробивающегося между занавесок. Эта полоса – единственная финишная лента, которой мне удаётся достичь вот уже много ночей подряд.
Сегодня всё повторится. Неважно, во сколько я лягу, буду я считать овец или все свои непрожитые жизни. Сон будет тот же. Но это потом.
А сейчас я поставлю на огонь свой старый чайник, брошу в чашку щепотку заварки с цветками васильков, отломлю кусочек шоколада и вдохну из открытой форточки воздух с запахом оттепели. Ну и что, что почти полночь. Это короткие минуты моей свободы. Моя маленькая радость.
- Постой, разве ты живёшь для того, чтобы радоваться? - встревожено спрашивает из-за форточки Февраль.
- А разве не все живут для этого? - задаю я вопрос набухающим в кипятке чаинкам.
Щелчок. Полночь. Нервный Февраль переминается с ноги на ногу, будто хочет что-то сказать. Но через мгновение решительно разворачивается и уходит прочь.
- Все живут для того, чтобы вернуться в Океан - раздаётся из окна новый голос. В нём слышится озорная улыбка. Март. В правом его глазу прячется тайна, в левом – безумие. Март не слишком разборчив в знакомствах. А иначе не уселся бы на мой карниз.
- Океан? - вскидываю я брови, забыв поздороваться. Март долго смотрит своими разными глазами в мои одинаковые – уж не притворяюсь ли я? Неужели, и правда, не знаю? Потом без спросу раскрывает нараспашку всё окно, садится на подоконник и, не отводя испытующего взгляда, произносит:
- Налей-ка и мне чаю.
Март молча берёт протянутую ему дымящуюся кружку, делает три глотка и начинает говорить, глядя на облака, бегущие с востока. Голос его лёгкий и влажный, как тающий снег.
- Старый Океан был спокоен. Он был так стар, что не знал ни своего имени, ни своих берегов. Впрочем, возможно никогда и не было ни того, ни другого. Океан спал и видел во сне собственную водную гладь. Он слышал, как внутри него на умопомрачительной глубине великая Сила, древняя, как он сам, не спит, не бодрствует и не помнит ничего о себе. Невозможно помнить хоть что-то там, где не бывает времени. Когда Океан проснулся, он поднял эту Силу на поверхность. Тогда она поняла, что знает всё и знала всегда. И она сделала то, что делала всякий раз, когда рождалось время - глубоко вдохнула и рассмеялась, так, что по всему Океану пробежала дрожь. И Океан начал молодеть. Его воды во все стороны и до глубин пронизало волнение, словно внутри него забилось огромное сердце, чей ритм непрестанно ускоряется, а пульсация усиливается с каждым вдохом. В какой-то момент Океан понял, что уже ничего в нём не может остаться прежним. И тогда он позволил Силе завершить начатое для того, чтобы началось всё остальное. И она взорвала Океан. Прекрасный Океан, не имеющий берегов, не погиб, потому что он старше вечности. Но многие брызги, полетевшие в разные стороны, до сих пор не могут найти обратную дорогу к Океану. Когда-нибудь он скажет «Поиграли, и хватит», соберёт всё до капли и снова погрузится в сон. Но пока он любуется радужными переливами брызг. Игра ещё не окончена...
Март делает глоток и переводит взгляд на меня. Правый глаз его ждёт моего вопроса, а левый знает, о чём я спрошу.
- И как найти дорогу к Океану?
- Никак, если искать. Просто каждая капля воды должна понять, что она не чай, - Март посмотрел в свою кружку, - даже если в ней плавают чаинки; что она не кровь, даже если бежит по венам, что она не грязь, даже если вокруг неё стены сточного колодца.
- А как это можно понять? - не унимаюсь я. Март наклоняется к моему уху и шепчет:
- Нужно закрыть глаза и слушать, как внутри тебя шумит Океан.
Но я не слышу Океан. Я слышу только дыхание Марта, лёгкое, как восточный ветер. Я чувствую, как от него исходит тепло первого весеннего солнца и понимаю, что могу доверить ему то, что так долго не даёт покоя.
- Знаешь, мне всегда снится только один сон. Он бесконечный и мучительный. В нём я всё время бегу. Но никак не могу понять, с какой целью…
- С какой ещё целью можно бежать, когда бежишь по кругу? - Март хитро ухмыляется. Ну вот. И про это знает… - Только с целью наслаждения бегом, - беззлобный мартовский смех отражается от облезлых стен кухни.
- Но он не приносит мне наслаждения. Я просто ничего не могу с этим поделать…
- В жизни не слышал отговорки смешнее, - скептически кривит губы Март. Внезапно он хватает меня за плечи и смотрит в моё лицо так, как будто судорожно пытается что-то вспомнить. В глазах его – отчаяние вперемешку с надеждой.
- Можешь, - он произносит это слово, как заклинание, - очнись! Скорее! Сейчас! Ты знаешь, что нужно делать…
Последняя фраза похожа на мольбу. Мне тревожно. Тёплые руки трясут меня за плечи:
- Очнись, очнись, очнись, очнись…
...Если одно слово повторить много раз, оно перестаёт быть похожим на себя. От него остаётся только количество слогов и ритм. Можно зажмурить глаза и представить, что это и не слово вовсе, а просто кто-то барабанит костяшками пальцев по подоконнику. А может, это стучит сердце…
…Нет, кроме сердца стучит что-то ещё. Этот звук я ни с чем не спутаю. Глухие удары от соприкосновения с землёй ног в тяжёлых ботинках. Моих ног. Я не помню, когда начала бежать и для чего. Бег прекратится только в тот миг, когда я рывком сяду… Тсс.
Удар. Ещё один. Ещё. Нет. Не отрывать вторую ногу от земли. Вот и всё. Я стою. Я достигла цели.
Я больше не слышу стука. Только шум воды. В двух шагах от меня – ручей, отражающий светлое небо с облаками, летящими с востока. Весна.
- Куда он течёт? – спрашиваю я себя и тут же отвечаю:
- Странный вопрос. Конечно, в Океан.
Я заглядываю в ручей, как в зеркало, и вижу своё лицо. Оно спокойно, только в правом глазу прячется тайна, а в левом – безумие. У меня на душе становится тепло, и я смеюсь. Смех мой лёгкий и влажный, как тающий снег. Я всё помню. Невозможно не помнить хоть что-то там, где по венам вместо крови течёт время.