К 70-ти летию Победы
По дорогам бродили калеки войны,
А в стране процветала с размахом разруха.
Мы плоды пожинали кровавой войны.
Нас спасало от гибели мужество духа.
Мы последний кусок отдавали другим,
Чья судьба была нашей судьбины плачевней.
Мы слагали бойцам-победителям гимн,
И в степьях превращали в посёлки кочевья.
Не могу я забыть старика с огольцом.
Был измучен и слеп он. Тряпьё - одеянье.
И просили они да всего лишь одно:
Нам бы хлебца иль просто в душе состраданье.
Дядя Никон шинель подарил старику,
О которой слепой и мечтать не пытался.
Я пишу со слезами об этом строку -
В моей памяти дядин поступок остался.
Мама больше старалась мальцу угодить,
Видно в эти мгновенья о нас размышляла:
То давала поесть, то давала попить
И бездомных в наш дом ночевать приглашала.
По дорогам бродили калеки войны,
А в стране процветала с размахом разруха.
Мы плоды пожинали кровавой войны,
Но спасло нас от гибели мужество духа!
Прошло с тех пор более 60-ти лет, но я помню всё, словно это было вчера.
Мне было тогда лет 10-11. После войны по деревням постоянно ходили нищие, калеки войны, которые просили милостыню. С годами их становилось всё меньше и меньше. Наверное, укорачивали жизнь, их послевоенные раны.
Со временем их осталось совсем мало... Был наверное, негласный приказ, всех калек войны собрать и вывезти на Валаам. Вскоре так и сделали. Вокзалы, поезда, площади перед магазинами были очищены. Остались единицы, которые были бездомными и ходили по сёлам просили милостыню. За счёт подаяния они и жили, порой в проголодь. В деревнях тоже крестьяне были бедные, но делились последним. Кто зрячий, тот один ходил, а слепой, ходил с поводырём. Через село один и тот же нищий проходил один раз в месяц. Радио в селе не было, поэтому от них люди узнавали новости из соседних сёл. Наш дом находился возле речки Корчик. Получалось так, что очень часто нищие оставались у нас ночевать. Ходил в те время один нищий слепой, в которого за поводыря был мальчик лет десяти. Он всегда на ночлег останавливался только у нас. Он стал для нас, как родственник. Жаль, не помню теперь его имени.
Так было и в этот раз. Уже вечерело. Погода стояла осенняя, зябкая, а к вечеру начал чувствоваться всё сильнее заморозок. Мы услышали скрип входной двери и несмелый топот ног. В комнату зашёл мальчик - поводырь, за плечо которого рукой держался слепой нищий. Одет он был в рваную, совсем истрёпанную солдатскую шинель. Их внешний вид был плачевный. Они были "до костей" замёрзшими. К вечеру стало совсем морозно и даже пошёл небольшой снег. Гости, сняв с плеч мешки с подаянием расположились в прихожей. Мама в это время уже сварила казан в мундирах картошки, который поставила посреди стола и пригласила всех к ужину. Ещё подала к ужину солёные огурцы и отрезала каждому из сидящих за столом, по крихточке сала. Я смотрел на наших гостей и видел, как они согревали свои озябшие руки горячей картошкой. Вдруг, мы неожиданно услышали снова топот в сенях. В двери появился мамин младший брат Никон, который после войны пошёл служить в милицию в соседнем районе. Это был боевой офицер, фронтовик в звании старшего лейтенанта, награждён Орденом Красная звезда, Орденом Славы и многими боевыми медалями. Он приехал верхом на служебной белой лошади, чтобы навестить нас. Послевоенное время не лёгким было, и могло произойти что угодно. Вот дядя и навещал нас время от времени. Когда осмотревшись в свете керосиновой лампы, дядя увидел оборванного нищего слепого, он молча снял с себя шинель, отстегнул погоны и говорит: "Снимай свою рваную шинель отец, возьми мою новую, я её только сегодня получил и первый раз одел. Она суконная, синяя, синяя, как небо!" и помог нищему переодеться. В ответ слепой нищий горестно сказал: "Спасибо сынок тебе, но я не помню уже какое оно небо синее... и заплакал."
После этого, дядя, повидавшись с нами, одел старенькую нашу фуфайку, которую дала мама, выпил стакан самогона, закусив картошиной в мундире и солёным огурцом, и уехал на своём белом оседланном рысаке. Я вышел следом за дядей, но в темноте его уже не увидел, а только услышал удаляющийся топот копыт лошади и потрескивание льда в подмороженных лужах. осенние ночи. На Украине осенние ночи всегда очень темные. Это было в селе Поддубцы, под Шепетовкой, Хмельницкой области, в году примерное 1950- 52-ом. Мне тогда было 10 - 12 лет. В течение нескольких лет ещё заходил к нам слепой нищий, и другие нищие на ночевку. а со временем их оставалось всё меньше и меньше. Потом заходить совсем перестали, оставив только горькую память о себе... Это сейчас мы узнаём правду их исчезновения. Они стали не нужными стране и их всех калек войны подбирали и увозили на остров Валаам, откуда ни одному не судилось вернуться.
А дядя Никон, уволившись с милиции уехал на Крайний Север, работал дальнобойщиком. Доставлял грузы в глубинку по зимнику. Умер в г. Ухта Коми АССР. Похоронен на центральной аллее воинского сектора кладбища. Спустя 60 лет я написал стихотворение: «Калеки войны», в память о всех, прошедших ад, во имя Победы. Мне дядин поступок остался в памяти на всю жизнь. Спасибо всем, кто нашёл время прочесть! Пусть будет мир и всегда живёт добро! Постарайтесь об этом помнить каждый.
PS. Прошли годы и так сложилась жизнь, что мне пришлось работать в экспедициях Крайнего Севера, в таёжных краях Коми Республики. Когда бывала возможность, я всегда приезжал к дяди Никону в гости в город Ухту. Моё пребывание для него становилось праздником! Его доброта осталась при нём до последних дней его жизни.