С. А. Есенин
***
Свищет ветер под крутым забором,
Прячется в траву.
Знаю я, что пьяницей и вором
Век свой доживу.
Тонет день за красными холмами,
Кличет на межу.
Не один я в этом свете шляюсь,
Не один брожу.
Размахнулось поле русских пашен,
То трава, то снег.
Все равно, литвин я иль чувашин,
Крест мой как у всех.
Верю я, как ликам чудотворным,
В мой потайный час
Он придет бродягой подзаборным,
Нерушимый Спас.
Но, быть может, в синих клочьях дыма
Тайноводных рек
Я пройду его с улыбкой пьяной мимо,
Не узнав навек.
Не блеснет слеза в моих ресницах,
Не вспугнет мечту.
Только радость синей голубицей
Канет в темноту.
И опять, как раньше, с дикой злостью
Запоет тоска...
Пусть хоть ветер на моем погосте
Пляшет трепака.
‹1917›
...
The wind is whistling under a fence so steep,
Hiding in the grass.
And I know a drunkard and a thief
I will die – alas!
O’er the hills of red the day has gone
Calling to the field.
In this world I know I’m not alone,
Hanging out here.
Russian ploughlands stretch before my eye –
Here it’s grass, there – snow.
And no matter really who am I –
Our cross’s the same, you know.
I believe just like in holy saints
In my secret hour
He will come – bedraggled, hedge-born tramp,
Saviour – in power.
Oh, but lost in bluish river smoke,
Flows of mystery,
Grinning drunk, I might just pass Him by,
Lose for eternity.
And no tear will sparkle in my eye
Shooing away the dream.
But the dove of joy away will fly,
In the darkness sink.
Once again, ferociously advancing,
Grief will sing her song...
Let the wind perform his crazy dancing
On my grave forlorn.