День, как день, как ему и положено быть в мой день рождения в самом начале марта; что может захватывать? – Серые безобразные валуны сугробов, которые не растают до мая под балконами, да Саврасова картина «Грачи прилетели»? Но хоть капель тарабанит по подоконникам жизнеутверждающе, по ещё не знающему к чему готовится, асфальту.
Где бы, я не была, моя днюха обставлена болезными людскими соплями, непогодами : море Чёрное в этот период самое неприветливое, остывшее за зиму, хоть и Норд-Ост уже не дует, картошку и цветы в этот период сажают. В Средней полосе жевать коровам нечего, кроме соломы прошлогодней, в Калмыкии гуляет скот, питаясь лишь кореньями.
А что ж тогда мой делает Тольятти в этот прискорбный день?- Изнашивается, цепляясь за жизнь, до последнего, ждёт буйство одуванчиков.
День Рождения - смурной праздник. И Яуза, заколдованная охранным сталинским чугунным забором, меняет течение своих мутных вод, распугивая местных уток.
Выскочкой солнышко глянет на серые тучи, что сидят на моей остеохондрозной холке, на расфуфыренных воробьёв, на разбухшие почки деревьев – и вся картинка замыкается.
Не весело встречаться со своми 47-ю годами! Я ещё студентка, училка-англичанка, недоразвитая причина, а на пороге под сорок уже стоит изматывающая вдребезги скорбь по ушедшим любимым людям.
Зачем было буйство чувств? Зачем я так любила!? – Как-будто на пролётке промчалась к нездравию и непокою. Ощущение незрелости подростка, у которого вся жизнь впереди и тяжкого груза потерь так несовместимы.
Заполошность, неприкаянность, неумиротворение – неужели это моя участь? Рвать себя на куски, отдаваться, всему, что захватило мою душу без остатка, как в последний раз – не уж-то это моя доля? Доля беспокойная, бессонная, оторопная!?