Когда бы я была глупа
округлостью овала,
когда б до твоего пупа
я еле доставала,
когда б несла в своем пазу
терпение коровье,
мы б холили любовь-лозу –
священное здоровье.
Я пробиралась бы чуть свет
туда по влажным тропам,
где ветви и плоды комет
смыкаются с укропом...
Шептала бы, ютясь к десне:
«С куста да прямо в ротик».
А ты б не вздрагивал во сне,
как псих или невротик.
И просыпался бы, и тер
зажившееся брюхо,
так недалек и неостер,
что я лишаюсь духа.
Рекла бы: «Всё тебе видней,
меня лишь, свет, не выдай...»
И так бы жили много дней,
как Филемон с Бавкидой.
Я так и вижу наяву
и этот сад, и дачу,
где топчет курочка траву,
а я полдня судачу
с соседкой через огород:
и как народ измаян,
и что почем, и снова крот,
и сто военных таин!..
Когда бы я была проста
целебной простотою,
я в день справляла б дел до ста
благодаря застою
ума... А ты бы жил-служил,
своей не маясь ношей.
Не колкий остриями шил,
жил человек хороший.
Подсел к жене, хлебнул винца
под сенью винограда,
что наподобие венца
сомкнулся бы – преграда
повыше приподняться чуть.
И мы б не восходили
над тем, что составляет суть
и торжество идиллий.
Лето 1998