Ирод тешится победе

Ирод тешится победе

Ирод тешится победе. Дед мой прочь из дома едет.
Правда есть на белом свете, или всё тифозный бред?
Пусть всё было то вчерашнее, помнит Эйфелева башня:
Косовратые рубашки, офицерские манжеты.

Разве нам теперь до оргий? Кавалер Георгия
Просит хлебной корки на парижских улицах.
Русские, Вы, русские – всюду речь французская.
Тянут песню грустную, и хочется вернуться.

Хоть ты выучил французский, но ты русский, и я русский.
У тебя друзей круг узкий. Он заметно поредел.
И я знаю, твердо знаю, что любил ты Николая.
Не себя бежал спасая, просто в плен ты не хотел.

А веселый был ты барин. Для тебя оркестр играет.
Всё забыть, и всё оставить без хозяина пришлось.
Только где же то раздолье? Где, та роскошь, где та воля?
Не увидишь, даже боле, не случилось, не сбылось.

Землю ты любил душою, и любил всегда застолье,
И с борзыми ехать в поле, о России горевать.
Но не просит в гости горе, обвенчалося с войною,
И теперечи изгоем, тебя стоит величать.

Зря потер тот ирод руки. Может просто всё от скуки?
Только слышу перестуки уезжающих колес.
Ты прощай, прощай Россия, только, чур, не обессиль ты.
Помни ты родного сына. Предан он тебе, как пес.

Сколько лет, и сколько весен, ты у бога только просишь?
На груди Георгий носишь, взгляд, роняя на Восток.
Это дело всё вчерашнее – дремлет Эйфелева башня.
Хорошо здесь, но не наше, там, в России мой исток.

Вот кафе забытый столик, где бывал седой полковник,
Что всегда носил Георгий, тот, что Родиною дан.
Но года тебя скосили, что ж, ты, дед мой обессилил.
Не в тоске ли по России, ты полковник умирал?