Пернатому в собачью стынь
не сладко – в море благостынь
замёрзла прорубь.
Ты не дождался рук благих,
и мне пришлось кормить других,
мой глупый голубь.
Привычка стайная к горстям! –
а то по кабельным снастям,
антенным трапам
соседке пачкали бельё.
Они холёней, но своё
берут нахрапом.
В момент не стало отрубей.
Ты перед ними воробей –
в субтильном духе
тебя бы запросто смело,
под злое сунься лишь крыло
от голодухи.
Меж хлопанья и воркоты
всё в мыслях оставался ты,
мой сизокрылый,
чья доля, может, так крута,
что цап-царапнет – от кота
спаси-помилуй…
Но полчаса не протекло,
как раздалось тук-тук в стекло –
вращал ты шейку,
то на балду, то на вождя,
то на гусыню походя,
то на ищейку.
Как станет жалостью душить,
рука не устаёт крошить.
Ещё немножко,
и ты завёл своё тру-тру –
так шла по твоему нутру
моя кормёжка.
Чем сострадание унять?
Ты доедал, когда опять
слетелась шайка.
И тут, в довольствии собой,
ты дал им настоящий бой,
мой попрошайка.
Гортанно делая глотки,
вытягивал ты коготки
в броске упругом,
и так качал свои права,
что и у зверя голова
пошла бы кругом.
Ты, словно новый богатей,
был с каждой крошкой всё лютей
к родному классу!
На кучках жидкого дерьма
ты смял последние корма
в густую массу.
Утёнку гадкому под стать,
ты показал, что может стать
с облезлой пешкой.
Ты дрался, где, вертясь волчком –
крылом и клювом, где толчком,
а где пробежкой.
Неравных сил порочный круг –
голодный сытому не друг,
и не соперник.
В труху всех алча измолоть,
ты так напыжился, что хоть
тащи наперник.
И после – глазки с угольком –
прохаживался гогольком,
топтал объедки,
канюча свежую еду…
А грач вас всех имел в виду
с высокой ветки.
Январь 2013