Подъехал в полночь. Одинокий Байрон,
крылатка, кашемир, на плечи снег,
небрежность в жестах, память стойки барной,
он после третьей стопки как во сне –
сумел, решился, силуэт в окне
турчанки соблазнительно-коварной,
и дрожь в ногах, мурашки по спине.
Надолго к нам? Спокойна. Равнодушна.
Женился? Нет? И я давно одна.
Давай цветок. Сиди. Сама. Послушай…
Ночь за окном, и за столом она.
Снежинок блёстки в белой пряже шарфа.
В её глазах спокойная печаль.
Последней нотой подавилась арфа.
Он что-то ел, он что-то отвечал.
Им хорошо – всем этим франкофонам,
что умерли ещё до сорока.
Не им, погладив серебро виска,
курить на лавке, набивать в айфоне:
Я вас любил. Простите. И пока.