Мы сидели на кухне. Мы что-то пили,
Рассуждая о серой житейской пыли,
О планиде, о том, что никто не вечен.
И пока за окошком сгущался вечер,
Он средь кухонной тьмы сожалел беззвучно,
Что от долгой зимы беспредельно скучно,
Что устал. Что не в силах глядеть на лица.
Что уже непонятно, к чему стремиться,
Что прошли времена восхищенья миром,
Что хотелось вина, а сидим с кефиром,
Что напрасно нам пели про честь и совесть,
Что отсутствие цели давно не новость,
Что неважно, с копытами, или с нимбом,
Потому что каким бы ты нынче ни был –
Преподобным отцом или желчным троллем –
В этой жизни лицо не играет роли.
Потому что молва – баловство пустое,
И любые слова ничего не стоят,
А за деньги в святые идут бандиты…».
Я на это ему отвечал: «Иди ты,
Дурака не валяй. Мир устроен просто:
Под ногами земля, на ладони просо.
О судьбе не стенай, не вини погоду –
Посади семена и получишь всходы.
Будь собой. Не старайся казаться лучше.
Не завидуй врагам, мудаков не слушай.
Не теряй направления в быте буден.
Просто делай что должен, и будь что будет».
Он кивнул благодарно: «Пора прощаться.
За беседу спасибо. Желаю счастья!
Вы мне просто сегодня глаза открыли».
С табуретки поднялся, расправил крылья
И исчез – только перья и пух повсюду.
И тогда я подумал, убрав посуду:
«Что же это за жизнь из говна и стали,
Если даже у ангела нервы сдали?».
И негромко сказал, набивая трубку:
«Ангелёнок ещё. Тонкокожий, хрупкий».
Но в итоге решил, зажигая спичку:
«Приживётся. Великая вещь – привычка».