Она, казалась всем Венерой.
Давно – до Рождества Христова
Вулкан был у неё не первым,
Хотя и верил ей на слово.
Но та была не моногамна,
Роскошное имела тело.
И Данте проходил кругами,
Когда она того хотела.
Вдвоём с Мари – Антуанеттой
Просили к чаю дать пирожных,
Бранили скучные сонеты
И жили очень рококошно.
Венере, верно, всё по силам -
Скажите. Будете неправы.
Она добралась до России.
О деньги, времена и нравы!
Здесь нрав приобрела советский
В те времена, что рубль не падал,
Порой хихикала по-детски.
Была парням и встречам рада
Блондинкой, в смысле дура-дурой,
Садилась, возвращаясь с танцев,
На лавочку под взгляд Амура –
Розовощёкого засранца.
Амур был страшно близолукий,
Чешуекрылый и отсталый;
Стрелял по лавочкам от скуки
И попадал куда попало.
С бородкою а-ля Дзержинский,
С бутылкой виски, взятой в баре,
Шёл мимо в старых синих джинсах
Интеллигентный добрый парень.
Был день удачным для Амура.
В цель попадал как по заказу.
«Дзержинский» – слабая натура.
Знакомство завязалось сразу.
Любовь. Как много в этом жести:
Железных клятв, стальных объятий,
Ржавея окисляться вместе,
И непременно вместе спятить.
Большая жизнь – такая малость.
Он прибыл к станции конечной.
А что она? Она осталась.
Здорова, весела, беспечна.
Её, наверно, каждый видел.
То тут, то там мелькнёт, и мимо,
То с матадором на корриде,
То в свите важного брамина.
Она красива и желанна,
Но познакомиться? Отстаньте.
Я ей не покажусь вулканом
И знаю про себя – не Данте.