***

Аистовъ Алексей
--------Грузинский чай---------

Мы пили на кухне грузинский чай,
старушки две в белом, на стуле кошка,
слетались истории невзначай
к вечернему сумраку понемножку.

Все было, как водится: чей-то муж,
пропавший во времени, слухи, связи,-
и я за рассказами точно уж,               
уж точно забылся в глухой осаде.

Как вдруг из беспамятства слух восстал,
не веря спросонья…- Одна лепечет,
что в Смольном училась. Какой-то бал…-
Другая кивает, лишившись речи.

И серые стены бесцветных дней
на миг расступились навстречу правде
такой невозможной... Блистала тень
в скупом от величия Ленинграде.

Советская кухня, грузинский чай,
тоска по углам отслоилась в сгустки.
Слова ино-странные бормоча,
старуха ревела совсем по-русски.


----------листья желтеют-----------

…меня больше волнует, что листья желтеют,
и уходит куда-то ночами тепло,
одиноко и скучно, и луч до постели
по утрам не доходит, проникнув в окно.

Расставанья и встречи, терзанья погоды
оседают в кольце ежедневных причин.
Ничего не случается от не свободы
в этих цифрах осенних  пустых величин.

И опять междувременье серого мрака
на пол года все выстудит, все разорит,
все до точки последней, черты невозврата,
где аукнет надежда
весенней зари…………

…меня больше волнует, что листья желтеют...


-----------прореха----------

Забродили слова и остыли как будто
в терпкий студень… отравишься, если поешь
эти грустные звуки, отлитые в утро
меж безмолвия света, безветрия меж…

Все, что спутала мгла выпрямляется в списки.
На тропинках нехоженых смутная блажь
собирает ночные колючие льдинки,
продолжая выстраивать лунный коллаж.

Неприветливость быта стихам не помеха.
Дразнит разум словесная сладкая дурь.
До тех пор пока есть в этом мире прореха,-
стоит жить
и облизывать неба лазурь.


----------ножны--------------

Как долго держится тепло
зиме в преддверье.
Под утро лужи, как стекло,-
хрустят мгновенья,
промерзнув в поступь, забытье
оберегая.
И прячет в ножны острие
душа нагая.


---------я выдохну луну--------

Я выдохну луну,-
морозно очень,-
в парную тишину,
в посольство ночи,

где колкий хладопад
снегатворений
искрится невпопад
от откровений,

от веры во - тепло,
весны доступность,
во все, что замело
в немую скупость.

На-парница Луна,
верховный зритель,
рифмует письмена –

следы соитий.