Сергею Ивкину
я хотела посвятить тебе светлую поэму
такую светлую что невозможно прочесть ни слова
в слепящем свете
каждое слово солнечным пятном вспыхивает и рассыпается
на междометия
самую солнечную поэму о последних днях марта
когда стоишь онемевший ослепший
на метафизических сквозняках
и царапают горло расцветающие миндали и вишни
уже под хитиновыми фюзеляжами
сонных шмелей
зарождается
гул
гул
гул
нектарный животворящий гул
и точечный удар по цветку
поднимает рыжеватое облако пыльцы
но гул заглушают
низко летящие самолёты
один
второй
третий
в их
механическом шуме
слышишь рычание ощетинившегося Крыма
я откладываю светлую поэму
до
до?
до следующих солнечных междометий
я хотела посвятить тебе тёмную поэму
где не будет ни одного просвета
где слова ложатся плотно
как бетонные блоки
в коченеющее мясо цемента
но ты говоришь нет ни одного просвета
я не вижу ни единого звука
и ослепшей ладонью
водишь по словесной кладке
здесь Петрушкин упомянул бы Брайля –
я не стану
читаю твое письмо:
«купил новые ботинки с продажи новой книжки.
Выжил, пережил, решил процедуру развода.
Живу один.
Единственный допустимый для меня сейчас вид интима - иметь в мозг зал.
Потому выступаю часто»
отвечаю – здравствуй
прочти только это слово
и не читай дальше
дальше много слов – глупых цветастых зряшных
и нет ни одной поэмы:
светлой поэмы
тёмной поэмы
тёмные пишутся когда уже не больно
светлые когда уже не страшно