О самом важном в разговоре – по глазам,
Как откровения – не в бури и не в грозы,
Как сны, что нас волнуют – по утрам,
Как счастье – не улыбка, боль – не слёзы.
Так эта ночь мне обещала лишь покой
Снотворною прохладою постели.
Свет фонарей стекал по окнам желтизной,
И я уснул. Или не спал, но бредил.
***
И мне привиделось – ни голоден, ни сыт,
Ни в радости, ни в горе – равнодушный
Босой ногой ступал по выцветшей степи,
Ороговевшею ступней топтал колючки.
Мне было всё равно, куда идти.
Я не стоял на месте. – Вот и славно.
Но позабыл: без цели и мечты
Путь обречен на бесконечные петляния.
Вдруг степь сменилась лугом, будто в сказках
Из детства, где до пояса трава.
А в его центре белокаменною башней
Тянулись вверх два с половиной этажа.
Кто её строил? Почему оставил?
Всё поросло крапивой да плющом.
Были открыты настежь двери, ставни.
Мне стало любопытно. Я вошёл.
***
На первом этаже тепло и сухо.
Видно, хозяева любили это место.
Меня с порога обдало уютом.
Но от постели пахло виски почему-то…
По лестнице наверх. Скрипят ступени.
Прохладно, пыль и лёгкий беспорядок.
А стены – выдают волнение
Кладкой поспешной и неаккуратной.
Еле дыша, по шатким балкам
Залез на третий – недостроенный – этаж.
Здесь пахло гнилью, как со свалки,
И сыростью на девичьих щеках.
Там шла когда-то битва против стужи.
Но то была ленивая борьба.
Я понял, стоя в грязной луже:
Стужу никто не собирался побеждать.
Там жгли костры, бросая в пламя память –
Всё, что могло быть и защитой, и мечом.
А мне…мне на секунду показалось,
Что я и был тем неразумным палачом.
***
Спустился вниз. Упал на землю. Отдышался.
Ветер хлестал меня крапивой по лицу.
Он бил, чтоб я не вздумал притворяться,
Будто бы в башне было просто дежавю!
***
Неподалёку дети. – Показалось.
Откуда взяться им в такой глуши?
Но если ребятишки заплутали,
Разве не должно мне на помощь поспешить?
Встал. Огляделся. Точно – двое:
Мальчик и девочка сидели в резеде.
Он вытирал ей слёзы, грел ладони,
Просил еще немного потерпеть.
Я подошел к ним: «Кто вы? И откуда?
Где взрослые? Вы почему одни?!».
Мальчишка встал, взглянул на меня хмуро:
«Сестру зовут Милена. Я – Максим».
***
Я вспомнил всё, что пожалел предать огню
В той башне. Всё, что спрятал за грудиной,
Чтоб не отдать на откуп злому дню.
Рукой дрожащей потянулся к сыну,
Но он отпрянул и не дал себя обнять.
Его сестренка, шмыгая, икая,
Сначала кинулась ко мне, но резко – вспять
И спряталась за братскими плечами.
«Нас не сбылось. И в том твоя вина», -
Мальчишка процедил сквозь зубы.
"Скажи, зачем не маму обнимал?
Зачем ты целовал чужие губы?
Ответь же! Почему не удержал
И отпустил в немилые объятия?
Зачем потом её к себе не возвращал,
И обменял у неба клятвы на проклятия?!"
***
Они не ждали от меня ответов.
Эти вопросы – только колкие упрёки.
И, взявшись за руки, несбывшиеся дети
Скрылись от глаз моих в заброшенной мной стройке.
Башня посыпалась, едва они вошли,
Заполонив округу белой пылью.
И снова степь вокруг. И я в степи – один
Ни голоден, ни сыт, сутулю спину.
***
Летняя ночь ей обещала лишь покой
Снотворною прохладою постели.
Она ложилась спать, но не со мной.
Свет фонарей бросал на стены тени.
Призрак тревоги и утраты
Явился ей в глуши степной.
Проснулась. «Ну не надо плакать,
Малёк, это всего лишь сон».
***
О самом важном в разговоре – по глазам,
Как счастье – не улыбка, боль – не слёзы,
Как сны, что нас волнуют – по утрам,
Так откровения – не в бури и не в грозы.