"НЕКТАРИЯ"
I.
Кто из живущих истинно велик?
Кто вправе ныне рассуждать об этом?
Чем озарен героя светлый лик,
Будь он ученым, воином, поэтом?
Об этом мы узнаем лишь потом,
Посмертно мудрецам воздав по праву,
Но сколько ж их в старании пустом
Спешит прибрать к рукам мирскую славу!
Пусть им поёт подобострастно хор
Осанну и другой хвалебный вздор,
Переступая всякие приличья!
Но, как ни бьется человечий род,
Велик лишь тот, кто не осознает
В делах и мыслях своего величья.
II
Вновь на Руси стенанья, ругань, крики.
Кликуши причитают нараспев:
Скончался император — Петр Великий,
Замены подготовить не успев.
Страна, которой смело правил он,
В его кончину врезалась с разбега...
А на дворе — вторая четверть века:
Безвластье, смута и борьба за трон.
Но свято место пусто не бывает,
И лишь глупец того не понимает.
Король ушёл. Да здравствует король!
Екатерина правила, два года.
Но все мы смертны, и с ее уходом
На троне воцарился Петр Второй.
III
Желанье власти — и любой ценою! —
Долбило темя, как дубовый клин.
Князь Меншиков, безродный властелин,
Стоял за императорской спиною.
Но власть коварна и остра, как шпага —
В ней предают и верные друзья.
За каждым словом и за каждым шагом
Следили Долгоруковы, князья.
И пробил час, и засвистала вьюга,
И бремя застарелого недуга
Обрушилось, как будто вышел срок.
Всё кончено. И целый род вельможный
Отправлен в ссылку - в дальний край острожный,
В кандальный край — в Берёзов, на Восток.
IV
Столица, ошалевшая от слухов,
Не уставала цокать языком:
«Царев приятель — Ванька Долгоруков —
Вот-вот евонным станет свояком!»
Всё к одному - и знатный род старинный,
И русская широкая душа,
А младшая сестра — Екатерина,
Ну, чудо, как собою хороша!
Дым без огня — редчайшее явленье.
В Лефортове свершилось обрученье.
(История давно покрылась мхом).
Был император лихо «обмишурен»,
А «без одной минуты царский шурин»
В империи стал первым женихом.
V
Старинный род надеется на внуков,
Мечтает видеть их во всей красе.
Ведь князь Иван Андреич Долгоруков —
Прямой потомок Киевских князей.
Пришел черед и нашей героини —
Натальи Шереметевой. 0на
С Иваном Долгоруковым отныне
Пред богом и людьми обручена.
И не было в Москве такого места,
Где эта богатейшая невеста
Была бы не известна никому.
Но дар любви — великое искусство!
И это восхитительное чувство
Она смогла отдать лишь одному.
VI
Столы от всякой всячины ломились —
Князья не пожалели ничего.
Сам император со своей фамильей
Пожаловал на это торжество.
Чиновники из гвардии посольской,
Семей старинных важные главы —
Весь высший свет красавицы-Москвы
Съезжался в дом, стоявший на Никольской.
В удаче сомневался кто едва ли,
Коль знатные мужи провозглашали
Во здравье молодых за тостом тост.
И надо ж было это обрученье
Отпраздновать в рождественский сочельник,
В тот день, когда предписан строгий пост!
VII
Крещенье! Даже воздух стал целебен.
Построены гвардейские полки.
И служится торжественный молебен
У проруби, на льду Москвы-реки.
Ещё ничто беды не предвещало,
И впереди сверкал счастливый путь,
Но злой судьбы отравленное жало
Уже вонзилось в царственную грудь.
В агонии, на чопорной постели
Жизнь угасала в юношеском теле,
Не испытавшем счастия любить.
А в это же трагическое время
Решало Долгоруковское племя
Одну дилемму — быть или не быть.
VIII
Царь угасал, как огонек свечи,
Затепленной под вечер в изголовье
В тот миг, когда потомки знатной крови
Свой заговор готовили в ночи.
Уж псевдозавещание готово.
Лишь под последней лживою строкой
Не достаёт автографа Петрова,
Начертанного Ванькиной рукой.
Сам запах власти разума лишает:
Безумного ничто не устрашает —
Ни дыба, ни оковы, ни острог...
Лишь непредвиденный счастливый случай
Не отменил расправы неминучей,
Но отодвинул на какой-то срок.
IX
Не дай вам Боже метить в фавориты!
Поверьте мне, их доля нелегка:
Вначале двери все для них открыты,
Потом не удостоят и кивка.
Вновь на Руси всё замерло от страха,
Вновь на дворе лихие времена:
На место погребённого монарха
Племянница Петра возведена.
У Долгоруких руки опустились.
Им бестолку надеяться на милость,
Их сбросили, слегка поддев плечом.
Они свое, как видно, отгуляли —
Соперники их пощадят едва ли...
Позвольте, а Наталья тут при чём?
Х
Из грязи — в князи, разве это диво?
О том всегда мечтал простой народ.
Но тут случилось всё наоборот!
Чудесная история правдива.
И вопреки разумным убежденьям
Был строг и неподкупен женский лик:
«Я с ним была, когда он был велик,
Я с ним останусь и с его паденьем!»
О, самоотреченье женской доли:
Всегда в печали и всегда в неволе
Безропотно торить свой бренный путь!
В истории любой страны едва ли
Вы что-нибудь подобное встречали.
И встретите ль ещё когда-нибудь?
XI
Апрель. Не сладок этот день весенний.
Невестушка с поникшей головой.
Без роскоши и бурного веселья
Их обвенчали в церкви под Москвой.
Медовый месяц длился лишь три дня,
А на четвёртый — пыль вдали клубится:
Гонец, пришпорив резвого коня,
Привёз указ самой императрицы:
На гибельный десятилетний срок
Их принял тот, Берёзовский, острог,
Куда князья соперников ссылали.
И довелось им тут, под свист плетей,
Любить друг друга и рожать детей,
Которые росли... и умирали.
XII
Ужасная страна! Кошмарный век!
Безверие, доносы, наказанья...
На что ещё способен человек,
Низвергнутый на дно существованья?
Но не дают покоя имена,
В фаворе процветавшие когда-то.
Есть пропасти, в которых нету дна,
Пучины, из которых нет возврата.
«Язык мой — враг мой» — древние не лгут.
Чуть что не так — доносчик тут как тут,
Уж он не будет медлить с подлым делом.
Опять апрель — и чёрная тюрьма.
Нет больше сил. Взор застилает тьма.
Спустилась ночь, и нету ей предела.
XIII
Всё тщательно записывалось в свитки,
Раскручивая тайну день за днем,
Не выдержав иезуитской пытки,
Иван проговорился обо всем.
Кто б мог предвидеть тот злосчастный год,
Когда семейный клан князей опальных
В простых одеждах и в цепях кандальных
Поспешно возведут на эшафот!
Не зря глаголет мудрая молва
Жестокие, но верные слова,
Что «каждый умирает в одиночку»...
Под стоны, причитания и плач,
По-деловому, опытный палач
Поставил окровавленную точку.
XIV
Но жизнь идет, как сердце ни саднит,
Меняется, как за весною лето.
Вновь наступили солнечные дни,
Когда на трон взошла Елизавета.
Возвращены наследство и почет.
Опять Москва с извечной суетою.
Что до седых волос — они не в счет...
Детишек вот осталось только двое.
Двух мальчиков — два нежных лепестка
Взрастила материнская рука.
Да, жаль, один из них душой недужен:
Метелью, что порой сбивает с ног,
Был этот хрупкий, трепетный росток
Еще во чреве матери застужен.
XV
Казалось, рок тиски свои разжал,
Уж год за годом не один сменился,
Сын Михаил подрос и возмужал,
И, слава Богу, по любви женился.
И можно жить спокойно, не греша,
О прошлом позабыв без сожаленья...
Но женская кровоточит душа
И страстно ищет умиротворенья.
И вот она — монахиня, сестра.
В монастыре, на берегу Днепра
Закончились душевные исканья.
В убогой келье, на исходе дней
Для Михаила и его детей
Написаны сии воспоминанья.
XVI
Господь! Перед тобою я в долгу,
Всемилостивейший и справедливый!
Я ни единым вздохом не солгу,
Сказав, что десять лет была счастливой!
Благодарю за то, что я была
У мужа своего женой любимой,
Частицею его неотделимой,
Согретой толикой его тепла!
За то, что разделила тяжесть доли,
Страданья общего и общей боли,
И выпив чашу горькую до дна,
Не стала звать врагов своих к ответу,
Но подлому, напыщенному свету
Я доказала, что в любви верна.
весна, 1997