Тлело слово, ютилось,
что бочаг под листвой,
уповая на милость,
на привычный покой.
Не открыто, не гулко,
с тишиной на паях,
горловиной сосульки
настывало во днях.
Под превратностей молох,
забавляя врага,
что березовый всполох,
утопало в снега.
Где просторы уснули
и легло бы во мглу...
Только ветры раздули
всех сомнений золу.
И в боренье-горенье,
и ни дать и ни взять,
обрело и терпенье
и забытую стать.
И смелеет подспудно
среди солнечных вех,
малахольные будни
обращая в успех.
И ответно живится
в свете муз и харит –
родниковой водицей
души вновь холодит…