Он, едва войдя в духан,
сел на стул, хватил стакан,
развернул клеёнку
на столе; на стол сложил
краски; кисти разложил
веером и лёг у
лестницы; на топчане
полежав, поохав
и сказав: «Всё – плохо!»,
встал и набросал вчерне,
на одном дыханье
петуха в духане;
вытер руки и пошёл.
«Нико, ты с ума сошёл!» –
вслед ему духанщик. –
закричал и, головой
помотав, махнул рукой
вяло и стаканчик
опрокинул в рот; но вдруг
кто-то сапогом отбросил
стул (не кто иной, как друг
Нико, Бего!*), встал и бросил:
«Все мы – из простых! В горах
родились! А Нико – граф!**
Да, он – граф! хоть сам на просе
и воде живёт весь век!
Да, большой он человек!»
. . . . . . . . . . . . . . .
Между тем художник скорым
шагом поднимался в горы
по извилистой тропе;
покрываясь липким потом
шёл, любуясь небосводом:
перед небом он робел.
6 апреля 2015
*«Ничего не было лучше, чем говорить
с Нико; словно сладкий родник с губ!» –
восклицал Бего Яксиев. – Эраст Кузнецов.
«Пиросмани».
**Георгий Леонидзе говорил: «… Одет он был просто,
но чисто. Неверно думать, что это был жалкий опустившийся
человек. Нет, совсем не так. Я отчётливо помню незамутнённую
белую полоску воротника его блузы на смуглой шее. И, кстати,
очень хорошо помню, что товарищи называли его «графом» -
по-моему, за гордость, за этот независимый солидный тон,
особенность которого хорошо выражает грузинское слово
«дарбаисели», за эту опрятность в одежде…»