Итак, мы с мамой и годовалой моей сестричкой едем в деревню Литву к деду Фёдору на лето. Позднее я каждый год до самой армии проводил лето на этом «курорте». Три маленьких деревушки составляли маленький колхоз, прекрасно справлявшийся со всеми работами в полях и на ферме даже в войну. МТС помогала только льносемя сортировать, присылая локомобиль. На каждой личной усадьбе в сороковые годы ещё стояли риги и было несколько крытых токов. Кто не понимает – это же зерносушилки, и, значит с рожью, ячменём, овсом и даже гречихой не было никаких проблем, а работать деревенские в те годы умели; коллективизация-то недавно прошла. У деда Фёдора в личном хозяйстве было три коня, четыре коровы, овцы, куры и девять человек детей. Мама моя с восьми лет в поле помогала, а в доме со скотом, огородом и говорить нечего. Коров и коней у деда отобрали, и пришлось ему в Москву к Крупской ехать за помощью. Надежда Константиновна помогла, часть вернули, и в колхоз вступить заставили.
Я и сейчас удивляюсь, насколько же были крестьяне самодостаточны. Лошади выполняли все тяжёлые работы: вспашка, перевозка сена, дров, урожая. Скотина давала мясо, сало, молоко, творог, сметану и сливочное масло. Куры – яйцо и курятину. Овцы – баранину, шерсть, шкуры для одежды и обуви. На рынок ездили только за солью, сахаром и керосином для освещения. Долгими зимними вечерами женская половина усаживалась за прялки, и жужжали веретена, наматывая шерстяные и льняные нити под песни, рассказы из быта и сказки. А потом с чердака доставали ткацкий стан и ткали половики, холсты.
Затерянный за лесами и непроходимыми болотами колхозик жил в общем-то безбедно, по привычным старым крестьянским правилам благодаря народной мудрости и мужицкой смекалки, все планы по сдачи зерна, льна, молока и мяса выполнял пока не началось в пятидесятых укрупнение… В коллективных хозяйствах и так нет хозяина, а чем хозяйство крупнее, тем больше всем на всё наплевать, и трудно понять на кого работаешь, но уж точно не на себя. Да хватит об этом.
После широченной Волги, после шумной Казани, после шлёпающих плицами «колесников» и дымящих буксиров, без конца трезвонящих трамваев и кричащих на всех главных перекрёстках громкоговорителей я попал в мир звенящей тишины, нарушаемой только воинственным кличем петухов и озабоченным кудахтаньем клуш; мир жирной, чёрной, обильно сдобренной навозом уличной деревенской грязи, из которой деревенские ласточки с весёлым щебетом лепили гнёзда под всеми стрехами домов; мир жёлтых лютиков и небесно-голубых незабудок.
Сразу начался ликбез: один в лес не ходи, на тропинке смотри не только под ноги, а и на ветви кустов – гадюка может висеть над землёй, у болота в лесу появилась лесная кошка, она очень коварна, взрослого не тронет, а ребёнка может подкараулить и наброситься с дерева. Идёшь по лесу – шуми. Волки летом не опасны, кабаны разбегутся. Позднее я встретился со всеми: и кабанами, и волками, и лисами, и лосями, но рысь и Михаила Иваныча не видел, только следы. Бабуля мне как-то рассказала, как она ещё в молодости собирала малину с куста, вдруг её сзади обнял шумно дышащий мужик с волосатыми руками, и отнял лубяную корзиночку. Бабуля выскользнула из под рук грабителя в сторону и обмерла: медведь сидит на задних лапах и уплетает из туеска малину не обращая на неё внимание. Бежала из леса быстрее ветра.
Деревня познакомила меня со многими новыми словами, понятиями. Например – обыдёнка. Это за один день добраться из города до деревни за 25 вёрст и вечером вернуться. Или «в оглобли не введёшь». Это – когда конь слишком сноровист, не запряжёшь. Очень подходит многим современным деятелям…, у которых «вечно всё сраным на верх».
Каждое лето, будучи школьником, я наведывался к тётушке в Ленинград – самый прекрасный город России, вспоминал свои городские привычки, правда на трамвайной колбасе, как в Казани, не катался. Возвращаясь домой бывало, чуть ли не ревел от тоски по большому городу, но сложилось всё так, как говорят: « Где родился там и пригодился». Впрочем, в бурные восьмидесятые предложили мне работу в Барвихе, двухкомнатную квартиру дали, ознакомили с задачами по снабжению Кремля цветами и молочными продуктами, но меня хватило только на три дня, и сбежал я от ельцинской прислуги к своим лютикам и незабудкам. Что может быть лучше природы и свободы?