Есть день, когда отпускают птиц,
и мы открываем клетку за клеткой.
Весна на дворе. А потом будет летко.
Лети!
Свободна!
Летишь?
Летит…
Волнуется. Круто легла на крыло,
в испуге опёрлась на встречный ветер.
Простор прозрачен, велик и светел.
Волною воздушной её понесло!
И сердце в зоб колокольцем бьёт.
А мышцы сладко болят с непривычки.
Пой, милая, пой!
И она поёт!
Полёт всесилен,
высок полёт!
И горлом открытым свободу пьёт
свободная птичка,
храбрая птичка!
Черкнула по небу быстрая тень.
Был свист холодным, а рёв - голодным.
В заплатку скукожился светлый день.
Ты крылья сложила – и к глади водной
летела, хоть страшной была вода,
но то, что ревело – страшнее?
Да.
И лишь у самой озёрной воды
ты крылья расправила: нет беды.
И не было. Только далёкий гул
улетел к горизонту и там уснул.
Ты есть захотела, но нет еды.
Воды попила (здесь полно воды).
Ты вспомнить пыталась, где прежний дом,
где клетка знакомая в доме том.
Вот город, но так похожи дома,
и в каждом – любимая чья-то тюрьма…
Над городом птицы летали.
Над городом птицы кричали.
И наша сумела, сыскала свой дом,
окошко знакомое, форточку в нём.
И в клетке родную кормушку.
И зеркальце, и погремушку.
Был шум возмущённый у окон других.
Все окна открылись – и приняли их.
Ведь разве не ясно любому,
что птичья свобода – лишь дома?
***
А в полночь по скайпу звонит мне вдруг
мой давний, хотя виртуальный, друг.
Усталый, слегка на взводе.
И всё говорит о свободе.
«Вот ты мне скажи, дорогой, когда
мы станем свободны.
Ты знаешь?».
Да.
Однажды это случится.
В тот день не вернутся птицы.
© Вит. Чел