Он с ней говорил на забытом, для всех, языке.
О вечном, о странном, для них недозволенном, чувстве,
Что выжило в южном, отсталом от жизни, мирке
И тихо живёт на забитом от всех чердаке.
Там – пусто и грустно.
Он ей посвятил, как Петрарка Лауре, всю жизнь.
Стрелялся, как Пушкин, за честь обожаемой дамы.
Носил ежедневно на почту стихов телеграммы.
А сам всё твердил, как молитву: «Ты, только, держись.
Я верю. Он с нами!»
Он ей подносил, вместе с сердцем, букеты цветов.
И молча, прождав ползимы, уходил восвояси.
Бродил по тропинкам, гонял по безбашенным трассам.
Потом успокоился. Понял, что к встрече готов.
Надел смирно рясу.
Он с ней говорил на забытом, для всех, языке.
Он ей посвятил, как Петрарка Лауре, всю жизнь.
Он ей подносил, вместе с сердцем, букеты цветов.
Потом всё простил и забыл. Et tunc factum est mors*.
*А потом пришла смерть (латынь)