Поезд дышит с трудом, согревая продрогшие сны,
Холод бьет по лицу, не дотронувшись, впрочем, до рельс.
Каждый первый вагон нас по-зимнему честно хранит.
Скоро мы будем Дома. Пока что мы все еще здесь.
Мы вернемся Домой. Первым классом – за выслугу лет,
А пока что, от холода прячась, сгораем дотла,
Замолчав про себя, сколько холода в этом тепле,
Не признавшись себе, сколько в холоде будет тепла.
Посмотри на меня. Нас уже отпускает перрон,
А отчаянный поезд увозит все дальше от встреч.
Там, за стенкой, в купе, засыпает какой-то барон.
Он такой же как мы – в дранных джинсах, с косичкой до плеч.
А соседний вагон полон теми, кто точит мечи –
Им ведь драться на днях: выходной отведен на войну.
А на полке над нами усталый волшебник молчит,
Предаваясь кошмару, а может, обычному сну.
Не стыдись свитеров – моя куртка ужасней вдвойне,
У тебя хоть олени, моя же пестрит от заплат.
Твой начищенный меч прикорнул, прислонившись к стене,
Моя лютня вопит – я скакнул на нечаянный лад.
Сердце поезда бьется, а может, колеса стучат,
Ты прижмешься ко мне, не боясь – опасаясь теней
И до белых костяшек прижав оголовье меча…
Остановка вот-вот. Наша станция будет за ней.
А за окнами ночь – вроде пятая. Нам не впервой,
К нам какой-то божок собирался на утренний чай.
Наш сосед по купе, прячась в книгу, качнет головой –
Он боится здесь спать. Он не верит ни нам, ни ночам.
Я тебя обниму, отстраняя от света зеркал.
Мы с тобой в них смешны, потому что до дрожи не те.
Вот выходит волшебник – он шляпу надел кое-как,
Да и волос не сед. Лишь глаза чуть блестят в темноте.
Вот выходит сосед – его поезд наш выплюнул в дождь,
Он случайно зашел, ему нужно совсем не сюда.
Наша станция скоро. Но ты и на ней не возьмешь
То, что я так упорно желаю кому-то отдать.
Остановка. Перрон. Пальцы, дрогнув, не выбрали лад.
Лютню прячу в чехол для гитары. Нам здесь выходить.
… Замолчу про себя, что в глазах твоих столько тепла,
Серых-серых, как вьюга под курткой – в усталой груди.