В разведку уходили ночью светлою,
Татарин, русский, осетин, хохол.
Луна скользила в небе жёлтой меткою,
За лесом «фрицы» ели разносол.
Прошли, след в след, не шелохнулась веточка,
В который раз, не привыкать бойцам.
Ночная выпь кричала опереточно,
Стоял на сопке старый, русский храм.
Без купола и окна давно выбиты,
Чернели стены - сколько веры в них.
Бойцы прошли, себя ничем не выдали,
Лес их укрыл, задумчиво притих.
Ныряли звёзды в вороные омуты.
Охрана, мост, вражий дозор не спал.
Им повезло, два офицера с опытом,
Пошли пройтись, туда, где лес стоял.
Захвачены, без шороха, уверенно,
Два «языка» идут среди бойцов.
Вот сопка, мрачный храм, Богом потерянный,
Стоп, замерли, не делают шагов.
- Гринько, что это там? Смотри. Меж стенами.
Как будто крест. Он раньше не стоял.
Алан за мной. Иван следи за пленными, -
Рашид, как старший, тихо приказал.
Крест деревянный, грубый, плохо струганный,
А на кресте мальчишка лет пяти.
Бойцы такого отродясь не видели.
Рашида просто начало трясти.
Гринько верёвку перерезал ножиком,
Парнишку снял, к груди своей прижал.
И вдруг воскликнул: «Хлопцы, он живой ещё!»
Пацан открыл глаза и задрожал.
С разведки возвратились поздно вечером
Четыре поседевших мужика,
Мальчишка черноглазый, Богом меченый,
И два мордатых немца, «языка».
Андрей Степанов 17.04.2015.