Когда царицею луна взойдёт на небе,
начнёт запечный богомол служить молебен,
и повторится в сотый раз сюжет знакомый –
она садится у окна, как у иконы.
Заправит в пяльцы полотно, достанет с полки
косу из нитей-мулине, возьмёт иголку.
Вздохнёт негромко в тишине, в окошко глянет,
как будто что-то разглядит сквозь тёмный глянец.
Переведёт пытливый взор на обод пяльцев,
над непочатой белизной взметнутся пальцы,
и всё, к чему её душа неравнодушна,
неспешно вышьет на канве иглой послушной.
Зажжётся радость по кайме в оттенках рыжих,
здесь каждый вышитый стежок любовью дышит,
струится нежность голубым в изгибе линий,
оттенком бланж – недолюбовь – на тёмно-синем.
Скользит по небу Млечный путь проворной змейкой,
корпит над вышивкой своей Золотошвейка,
за звёздным крестиком другой кладёт красиво,
у швей, небесной и земной, – одни мотивы.
Возможно, что когда-нибудь швея земная
в своём окне погасит свет, в мечтах витая,
и разглядит среди икон в небесном храме –
склонённый женский силуэт в оконной раме.