Мальчик из будущего.Часть 3-я. Заключительная.
Маленькая, прекрасно-первозданная повесть из юности!
Посвящается моей виртуальной любимой, Олюшке:))):))))
Сжимая вечность в мгновенье
– Нет, ты замечечательная. Очень! Ты не можешь причинить мне вреда.
– А что, у вас на планете так много злых людей?
– Да, некоторые причиняют вред. Их, правда, мало. Большинство из
них погубила последняя война, а потом изобрели аппарат Шмательсольда, и люди с такими наклонностями уничтожаются с самого рождения.
– А что за большая последняя война?
– Ну, как последняя? - Мы больше не воюем на своей планете. Калькулятор определяет гены, а потом специальная аппаратура выводит данные на мониторы компьютера. Однако теперь нам почти не нужно рожать. Мы живём очень долго, почти вечно. Есть специальные, запретные
острова, где производят новых людей. Оттуда человек в возрасте пяти
лет попадает в школы, где нас обучают. Потом, с двенадцати – в институт. Через год я должен был окончить свой институт, а затем работать,
работать, и ещё раз работать. Вот так.
– Да, грустная у вас жизнь.
– Нет. Мы практически всемогущи. По крайней мере, так внушали
нам учителя. Работайте на благо родины и развлекайтесь, отдыхайте, как
можете. Единственное… Любовь – это прошлое. Пережиток прошлого.
Любить – это значит быть несовершенным. Вы всегда привязаны к чему-то. Зачем быть рабом своих страстей? Ведь это только в вашей голове
женщина совершенна. Если б она была так совершенна, то её любили бы
все люди. Раз такого не происходит, значит, она несовершенна. Мы все
несовершенны. Совершенна только вселенная. Её только можно любить.
Наши предки любили женщин и… Сколько людей погибло из-за этой
любви. Ваша любовь – это просто гормоны. Это просто желание, стрем-
ление размножаться. Любовь к женщине – это мираж! Любить можно
только вселенную – она примет всех. Она прекрасней всех. Она безграничней всех и вся. Так нам говорили на уроках эстетики. Однако я… Я
не знаю, почему… Меня почему-то очень тянуло к женщине. Я, видимо,
читал много книжек в детстве. Слишком много читал. И поэтому очень
часто в ночи, лёжа в своей кроватке, представлял очень красивую девушку. Глупо, конечно. Намного легче не думать о ней. Не искать в книжках, не летать к храмам и смотреть на лик богоматери. Лучше думать о
новом славном человечества. Мы – идеальные люди. Мы уже достигли
огромных высот в разных областях, которые даже не снились предкам.
Мы будем расселяться по планетам. Мы совершенны. Нет ничего выше
и лучше человека. Нет счастливей нас существ. Можно и так думать.
Можно. И нужно. Так легче. Так работают только мозги. Зачем нам чувства, когда они так несовершенны? Главное – мысль. Главное — мозг.
Мы – титаны мысли. Мы – герои эпохи. Мы – победители, покорители
природы и космоса. Мы – герои. Мы счастливы. Что ещё нужно? К чему
страдать? Зачем нам быть несовершенными, когда мы можем быть со-
вершенными? Выкиньте эти бредни из своей головы. Время слюнтяев,
пускающих сопли в «возвышенных чувствах» прошло. Наслаждайтесь
музыкой, архитектурой, литературой. Творите. Творите мир по-своему
желанию и усмотрению. Ты знаешь, у нас в литературе даже сформировался культ героя-бога, культ человека–бога. Мы всё можем. Нам всё по
плечу. Человечество – самая разумная и удивительная раса. Она должна
стать главной во вселенной. Мир и человек. Вселенная. Космос. Покоритель. Браво! Вперёд! Мы все идём к великому свету. Мы принесём отсталым народам и нациям нашу цивилизацию. Мы дадим им знания. Мы
поможем стать им счастливыми. Даже если они не хотят, мы сделаем их
счастливыми! Разве не для блага неразумных детей родители заставляют
их что-то делать? Мы должны помочь им! Мы поможем им. Мы - благородные существа! Мы - граждане мира и вселенной. Мы – творцы! Так
думают все. Я помню, как один писатель, ещё в вашем веке, сказал:
Я вижу цель. Вечно мы в пути.
Она всего дороже.
Но суждено ли до неё дойти,
Не знаешь ты, и я не знаю… Тоже.
У нас все цели подчинены развитию государства. А я… Я сам многого не понимал. Мне встретился человек и… И после этого всё стало по-
другому. Это небольшое тайное общество. Он мне сказал, какие книги
мне необходимо почитать. Я дал ему определённое количество энергии.
Потом я рассказал ему о своей мечте – о девушке. Как-то случайно это
получилось. Я ведь не знал, что смогу убежать. Однако он меня понял.
Он всё понял, что я хотел выразить. Он мне открыл глаза, но… много
мудрости – много печали. Конечно, я не очень мудрый стал, но всё равно
стал знать больше. Да и знания – это не мудрость, а просто информация.
И вот тогда, когда прочитал книги старого мира, я почувствовал, как что-то хорошее вливается в меня. И я… Я стал мечтать. Я стал другим. Я
полюбил девушку своего воображения.
– Но зачем? – вырвалось у Кати.
– Я не знаю. Просто я понял, что это мне очень-очень нужно. Я понял – я человек. Я должен стать человеком. Человеком, каким он должен
быть. Человеком с его природным естеством, а не выдуманным. Государство – мираж. Вся наша культура – мираж. Это мы её выдумали. Это
неестественно. Кем мы стали? Мы стали послушными рабами нашей
пропаганды, печати. Мы перестали быть людьми в настоящем смысле
этого слова. Мы стали своими идеями. Убили самое себя и не заметили
этого. Раньше, в древности, люди были больше животными, но они вызывали у меня больше симпатии, чем те, кого мы сейчас называем людьми. Что мы такое? Матрица, на которую скинута информация. Ходячая
идея. Мы безлики. Это наше достоинство. Это наше благо. Так ли это?
Теперь мы ничего не чувствуем. Нам никакие эмоции не будут мешать
заниматься настоящим делом. А что есть настоящее дело? Что есть суть?
Для кого она? Для кого я буду заниматься настоящим делом? Для себя и
человечества? А если я не хочу? Значит я отверженный! Я понял, чтобы
быть человеком – не нужно много трудиться. Трудиться, делать какие-то ценности могут и роботы. Для того чтобы стать человеком, достаточно лишь любить. Любить другое такое же существо. Любить живое.
Любить хорошее. Любить милое. И поэтому, лёжа в своей кроватке, я
шептал: «Любимая». И слёзы текли из моих глаз. Ничто и никогда не
заменит тебя и… Мой… И мой голос. Мой неслышимый, такой тонкий
голос. Такой чувствительный и нежный голос нёсся в глубину ночи. А
вдали… А вдали мне что-то говорило: «Здравствуй, мой милый. Здравствуй, мой хороший. Здравствуй, мой любимый, ты… Ты самый лучший, ты самый хороший, и интересный. Мой храбрый, дерзкий сокол!»
И я представлял себя прекрасным принцем, несущимся на удивительном
белом скакуне по зелёным просторам к своей принцессе. И это было
прекрасно. Мне казалось, я всей душой обнимаю эту большую, необъятную вселенную с тысячей огоньков – это была моя любимая. Это было
самое прекрасное существо в целом мире. Но потом, потом… Лучше не
будем говорить об этом.
– Почему? – спросила Катя. – Ты так интересно рассказывал, говори
ещё мне, Василий, пожалуйста.
Голос девушки дрожал от волнения.
– Неужели, тебе будет приятно слушать человека из другого мира о
его бреднях, о девчонке, о… о ещё неизвестно о чём? В нашем мире
никто не стал слушать меня. Все любят природу, космос, вселенную, которую мы шаг за шагом исследуем, но девушка… девушка – это сказка.
Сказка для маленьких. Её рассказывают маленьким детям. Она слишком
наивна для взрослых.
– Я тебя просто понимаю, – неожиданно произнесла она. – Ты – лучший человек на земле. Ты слишком высок духом, чтобы тебя кто-то мог
понять. Ты хочешь быть любимым. Тебе очень хочется любить и быть
любимым, но ты не понимаешь этого!
– Да? – растерянно произнёс Василёк, изумлённый таким сильным,
страстным прозрением-проповедью девчонки.
– Да! – жарко сказала Катя. – Ты страдаешь только потому, что ты не
любим. То есть… То есть… Ты хочешь быть любимым и слиться с кем-то. Понять того человека, но… Твой мир самую прекрасную ценность
человечества уничтожил своим разумом. Уничтожил искру безумия, которая есть в каждом из нас. Что это за мир без безумных? Разве может
быть мир нормальным без безумных?!
Она замолчала. Они быстро и прерывисто дышали.
– Я, кажется, понимаю, – прошептал взволнованный Василий. – Ты
говоришь, что можно понять другого. Что можно любить так, ни за что
кого-то, лишь только потому, что по-другому не можешь жить.
– Да, – тихо прошептала в ответ Катя.
Несколько минут они молчали.
– У тебя, значит, никогда не было девушки? – спросила она.
– Ты же сама понимаешь, – также тихо ответил он.
Она откинула одеяло, и тихо опустившись рядом с ним на коленки,
стала медленно водить по его лицу рукой.
– Не надо, – прошептал он едва слышно.
– Ты очень хороший, – ответила она.
– Но мне нельзя. Там законы у нас запрещают это, – попытался протестовать он.
– Ты не в своём времени. Тебе всё можно, – прошелестела она.
– Мы же не можем нарушить мировой ход истории, – зашептал вновь
он. – И я… Я боюсь.
– Всё будет хорошо, – успокаивающе сказала она, – не бойся, милый.
Всё будет хорошо.
– Но я ничего об этом не знаю, – вконец обескураженный, произнёс
он.
– Ты сам не знаешь, что ты умеешь,– отмахнулась она, расстегивая
пуговицы на его штанах.
…А потом они лежали вместе, и он говорил, говорил и говорил. Его
слова катились нескончаемым, изумительным ручьём откровения, прорвавшимся из нутра.
– Ты знаешь, – шептал он, – я создал себе мифическую девушку-
красавицу. Она жила всего в нескольких километрах от меня. Мне трудно
быть одиноким. Я начинаю медленно, но верно умирать, когда я одинок,
и поэтому я думал о ней. Мне грустно, что ты сидишь всего в нескольких
километрах и так же, как я, грустишь. Я будто вижу твою белокурую
головку, задумчиво глядящую на стену, лист бумаги или книжку. Твоя
голова склонена, и ты думаешь, пишешь, читаешь. Хорошо тебе. Ты не
думаешь, что ты одна, и тебе хорошо. Тоска. Я тысячу раз повторю: тоска. Я сотню раз вспомню твой острый носик, чуть смущённую улыбку, голубые глазенки и сотню, раз задушу своё желание любить тебя. Я
знаю, все девчонки чувствительны, забавны, импульсивны, взбаламошены, глупы… Пройдут годы, и вы, может быть, станете чуть солиднее,
умнее, добрее. Один день можно растянуть в вечность и сжать в мгновение. Мгновение. Сколько мы помним своих мгновений? Самых запоминающихся мгновений? Сколько? Пришла тоска. Странная, в тёмное
одетая дама. «Зачем ты пришла?» – Спрашиваю её. От её одного взгляда
хочется разрыдаться. Глупо и смешно. Я плакал давно. В детстве. Теперь
я понимаю, что такое одиночество. Это набор твоих неосуществлённых
мечтаний. Всё, что должно было произойти, но не произошло. Тоска.
Она корит меня за неосуществлённую жизнь. Так легко её убить. Взял и
забыл. Пошёл на дискотеку, начал что-то делать: читать, рисовать, смотреть телевизор. Но она возвращается… Она возвращается, если ей не
дать того, чего она хочет. Тоска – это неосуществлённая мечта о любви.
Ты знаешь, я думаю, без любви, без мечты невозможно жить, даже если понимаешь, как глупо создавать нереальное. Любовь – это сила. Любовь
– это естественное состояние человека, раскрывающее его возможности
полностью. Без неё нельзя. Поэтому природа и создала мужчину и женщину. Можно успокоить-внушить себе: жизнь прекрасна. Никто тебя
не трогает, никому ничего от тебя не нужно. Живи и радуйся. Смотри
на солнце, лес, море. Смотри на ветер, бурю, дождь – всё, без чего так
трудно. Люби этот свет, и тепло, и другие вещи – люби – не бойся. Твоё
желание любить женщину пройдёт. Я начитался всяких стихов… Гейне,
например. Хочешь, почитаю?
Только роза распустилась,
Соловей запел украдкой,
Ты меня приворожила
Жарким взглядом, негой сладкой…
Холодны, бездонны ночи…
Что ж ты медлишь со свиданьем?
Или мнишь, что сыт я буду
Лишь одним воспоминаньем?
Вот так я лежал, и эти слова бились в моей голове, и удивительное
ощущение счастья заполняло моё сердце. Я был влюблён – в свою мечту.
– Ты хороший, – тихо произнесла Катя. – Ты очень милый и очень
славный. Я никогда не думала, что встречу такого человека, как ты. Ты -
удивительное существо.
– Да? – проникновенно спросил Василёк.
– Да, – так же проникновенно откликнулась эхом Катя.
Они лежали вместе, и им было хорошо.
Что-то странное, непонятное и удивительное обволакивало их.
Ночь ещё капала последними слезами темноты, и алый рассвет застенчиво протягивал свои розовые губы для поцелуя взгляду, а они всё
говорили. Слёзы радости заливали их тела. Всё было мокро. Всё было
жарко. Всё было славно, и мир, как хорошо вымытое зеркало, казался
чётче и чище. Темнота не была темнотой. Она была чудным, бархатным, тёплым, мягким зверем, гладившим их разгорячённые тела. Она
была Богом и Вселенной, по совместительству смотрящим-смотрящей
на них. Всем этим огромным миром, наблюдавшим одним огромным
оком, и они чувствовали себя чем-то маленьким, и в то же время, чем-то
таким значительным в этой игравшей беззвучно удивительно гармоничной музыке жизни. Они чувствовали себя необъятными, как весь этот
огромный мир. Они чувствовали себя творцами, очень необходимыми
этому большому миру – они были счастливы. Сердца, едва касавшиеся
друг друга, сильно бились в их телах, скованных этой облегающей их
оболочкой, и Катя с Василием чувствовали ни с чем, ни сравнимую радость от того, что они, такие маленькие, делали то великое, большое, что
сами не могли до конца оценить. Это великое переполняло их души, и
они, уже не в силах обнимать друг друга от перехватившего их чувства,
смотрели друг на друга искрящимися глазёнками.
– Как тебе понравилось? – с любопытством, наконец, спросила она.
– Ты знаешь, я чувствовал что-то странное. У меня было ощущение,
будто это всё делаю не я сам, а кто-то. Ты знаешь, в мечтах всё просто.
Любимая - самое удивительное существо на свете и она… А здесь тёплое, живое, другое существо рядом. Оно влечёт тебя, но оно… Другое,
иное и тут… Тут в какой-то момент понимаешь – нет преграды. И всё.
Всё, ты с ней одно большое, точнее, огромное существо. У тебя две пары
рук, две пары ног, голова, губы, тело и… И еще что-то непонятное, еще
не совсем твоё, но уже родное и близкое, без чего ты просто не можешь
обойтись.
– Да? – переспросила она, привстав на локте и слегка приоткрыв губки, посмотрела на него сверху вниз.
– Да,– выдохнул он, и губы, и руки, и всё его естество вновь потянулось к ней – единственной в большом мире, полюбившей его.
Весь день она водила его по городу. Они заходили в магазины и по-
купали вещи. Потом они, оставив купленное дома, пошли в кино, а затем - гулять. Они были счастливы – они были рядом, друг с другом. Им
казалось, нет ничего лучше, чем вот так ходить, и держаться за руки.
– Любимая моя, хорошая моя, голубушка, прелесть ясноглазая моя.
Золотце милое, – говорил он ей, и ей было хорошо.
Мир, входивший в них и вновь выходивший, горел чудным пламенем
взглядов, случайно-специальных прикосновений. Звуков и слов, обороненных невзначай… Они говорили, и им хотелось говорить ещё и ещё…
…Уставшие, нацеловавшись и наобнимавшись за день, они медленно
шли домой, когда из-за угла одного здания вынырнуло пять парней и
преградило им дорогу.
– Попались, гаврики, – самодовольно хрюкнул один из них.
– Галубкы шмаркатые, – добавил второй.
– Ну, щенок, молись! Сейчас ты… Я тебя научу, как на чужих девчонок зариться! – гавкнул третий.
– Я никого не… – начал, было, Василий, но договорить не успел.
Кулак парня едва не прилип к его носу. Если б Василий не отклонился,
этот поцелуй был бы не очень приятен.
– Ребята, лучше нас не трогайте, а то хуже будет! – резко отпрыгнув
назад, бросил нападавшим он.
– Ах ты, козёл! – воскликнул парень. – Он ещё нам и угрожает, суслик
в брюках. Прилетели Орлы, наводить порядок!
Только теперь Василий и Екатерина в говорившем узнали Петьку.
Тот уже снова бежал на него с кулаками.
Василий сделал едва заметное движение глазами, и Петька свалился
на землю.
Парни, как по команде, кинулись к Василию.
Через несколько секунд всё было кончено. Ребята, один за другим,
улеглись на тротуаре.
Василий неподвижно стоял среди лежавших тел.
– Через несколько минут… – начал, было, он фразу, но договорить
не успел.
Страшный удар палкой по голове оглушил его. Однако он нашёл в
себе силы обернуться. Шестой нападавший, вынырнувший из кустов,
набычившись, смотрел на Василия. Секундного взгляда хватило, чтобы
громила последовал за своими товарищами.
Екатерина, испуганная и враз онемевшая, ошарашено смотрела то на
Василия, то на лежавших ребят. Произошедшее не укладывалось в её
голове.
Вдруг, неожиданно, с тихим стоном и Василий свалился вслед за своими противниками. Лишь тогда Катя, опомнившись, кинулась, было к
нему, но… властный голос остановил девчонку:
– Не надо.
Она оглянулась. Сзади стояло три человека в светлых серебристых
костюмах.
– Мы его обезвредили, – ответил на её немой вопрос один из них.
– Зачем? За что? Кто Вы? – ещё плохо соображая, засыпала она их
вопросами.
– Мы - хранители времени. Переход в другое время запрещён.
– Но почему? Он ведь любил меня!!!
– В том-то и дело, что любил. Он к тебе, дурёхе, прилетел. Находятся
ещё идиоты, которые до сих пор жертвую ради любви к женщине жизнью, – сказал один из них. - Он увидел твою фотографию в журнале.
Если б он не проговорился об этом библиотекарю, мы бы его гораздо
дольше искали.
– А что теперь с ним будет? – взволнованно спросила она.
– Мы его отвезём обратно, его лишат всех гражданских прав и отправят в колонию. Он всё равно бы здесь долго не протянул. Да и нам
нельзя долго оставаться. Нам вводят вакцину, которая убивает человека
через двенадцать часов. Без таблеток «Ормизол» никто здесь более 12-
ти часов не может выжить. Странно, что он ещё живой. Контакты строго
запрещены. Тем более что после вступления в половую связь он должен
был умереть через два часа. Так было запрограммировано его сознание.
Так что пускай благодарит, что мы его спасли.
– А его… – начала, было, Катя и запнулась на полуслове.
– Что - «его»? – спросил разговорчивый хранитель времени.
– Его почему не убило?
Хранитель времени что- то буркнул про себя, Екатерина разобрала
что-то вроде: «Бабы дуры… как можно такую полюбить» и исчез вместе
с Василием и товарищами.
Посреди улицы стояла небольшая темноволосая девушка. Вокруг неё
лежало несколько распластанных тел. Неожиданно один из лежавших
поднял голову и застонал.
Екатерина взглянула на него и поняла, о чем говорил хранитель времени. Из её глаз упали на асфальт первые слёзы…
– Петруха, мать твою за ногу, что же такое с нами произошло? – произнёс один
из нападавших, глупо лупая глазами, и смотря по сторонам.