Я ощущаю силу просветления
Соприкоснувшись с тайной на пути,
Пусть кратки были светлые мгновения,
Успел я вдохновенье обрести.
К ОгОю* вышли мы, когда уже смеркалось,
Темнело быстро, в наступившей тьме
Нам привидением над льдинами казалось
Нагроможденье скал в береговой кайме.
Налобные фонарики светились,
Хватая образы среди ночных фигур.
Ещё не знали мы, что очутились
На месте древневедческих культур.
Мерцал маяк рубиновой звездою
В глубокой и возвышенной дали.
Прижатые у бухты темнотою
На льду мы встали, за дровами побрели.
Без дров - ждала холодная ночёвка
В палатке у прибрежных хмурых скал -
Достаточно суровая зимовка,
Когда мороз не в шутку обжигал.
Но остров оказался неприветлив,
Лишь тройка лиственниц, да вереск, вот и всё.
Мы в гору шли, шаги свои замедлив,
Гадая - что гора нам принесёт?
Луна светила как прожектор в небе,
И вдруг, как аргонавты на руно,
С мольбою о своём насущном хлебе,
Один из нас наткнулся на бревно.
Откуда здесь оно - сосновое, сухое?
Какой заброшено неведомой рукой? -
Узнал назавтра я, когда мы всей гурьбою
Вновь поднялись на остров тот ОгОй.
Здесь оказалась Ступа Просветленья -
Буддийский символ торжества побед,
Святое место мироисправленья
И избавленья от грехов и бед.
Царит над Малым морем шапка Ступы,
Вся белая - как самый чистый снег,
И сами что-то шепчут, шепчут губы,
Надеется на что-то Человек.
Проходит время. Быстрой чередою
Бегут события с тех незабвенных пор,
Но в непогоду нудной болью ноет
Рука, в которой я держал тогда топор.
Обидел я, должно быть, местных духов
Тем, что унёс с собою их бревно,
А после спать мешал противным стуком
И вёл себя по-ханжески грешно.
Зато потом в палаточке повеяло теплом,
И дО красна нагрелась наша печка,
Согрелись наши косточки бревном
С того замысловатого местечка.
Уверен, что сейчас бы я иначе поступил.
Покаюсь, что чужое взял без спроса.
Прошу прощения у всемогущих высших сил,
Вы не смотрите исподлобья зло и косо.
*Огой - остров на Байкале
25 апреля 2015 года
P.S.: навеяно походом на Байкал 24 февраля - 3 марта 2015 года и стихотворением Дмитрия Сергеевича Мережковского, написанным в 1885 году:
САКЬЯ-МУНИ
По горам, среди ущелий темных,
Где ревел осенний ураган,
Шла в лесу толпа бродяг бездомных
К водам Ганга из далеких стран.
Под лохмотьями худое тело
От дождя и ветра посинело.
Уж они не видели два дня
Ни приютной кровли, ни огня.
Меж дерев во мраке непогоды
Что-то там мелькнуло на пути.
Это храм, - они вошли под своды,
Чтобы в нем убежище найти.
Перед ними на высоком троне -
Сакья-Муни, каменный гигант.
У него в порфировой короне -
Исполинский чудный бриллиант.
Говорит один из нищих: «Братья,
Ночь темна, никто не видит нас,
Много хлеба, серебра и платья
Нам дадут за дорогой алмаз.
Он не нужен Будде: светят краше
У него, царя небесных сил,
Груды бриллиантовых светил
В ясном небе, как в лазурной чаше...»
Подан знак, и вот уж по земле
Воры тихо крадутся во мгле.
Но когда дотронуться к святыне
Трепетной рукой они хотят -
Вихрь, огонь и громовой раскат,
Повторенный откликом в пустыне,
Далеко откинул их назад.
И от страха всё окаменело,
Лишь один - спокойно-величав -
Из толпы вперед выходит смело,
Говорит он богу: «Ты неправ!
Или нам жрецы твои солгали,
Что ты кроток, милостив и благ,
Что ты любишь утолять печали
И, как солнце, побеждаешь мрак?
Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень,
Нам, в пыли простертым пред тобой, -
Но, как ты, с бессмертною душой!
Что за подвиг сыпать гром и пламень
Над бессильной, жалкою толпой,
О, стыдись, стыдись, владыка неба,
Ты воспрянул - грозен и могуч, -
Чтоб отнять у нищих корку хлеба!
Царь царей, сверкай из темных туч,
Грянь в безумца огненной стрелою, -
Я стою как равный пред тобою
И, высоко голову подняв,
Говорю пред небом и землею:
«Самодержец мира, ты неправ!»».
Он умолк, и чудо совершилось:
Чтобы снять алмаз они могли,
Изваянье Будды преклонилось
Головой венчанной до земли, -
На коленях, кроткий и смиренный,
Пред толпою нищих царь вселенной,
Бог, великий бог, - лежал в пыли!