О Господи,
Какое одиночество, в этой старой покосившейся избе, на краю села, заборы, вросшие в землю, с черными расщепленными досками, дворы, распахнувшие свои скрипящие фортки, кое-где висящие на одной петле. И этот качающийся ворот колодца, звенит цепью и бьет с глухим стуком ржавым ведром, как языком колокола, об деревянный сгнивший сруб, а внизу села, застыл журавль-колодец, задравший клюв к небу, с болтающейся длинной жердиною с крючком для ведра. Стаи, перелетных птиц, в холоде осеннего вечера, крича, пролетают над пустынными улицами, где дома без стекол окон, черными зевами смотрят во двор. Смотрят, словно укор хозяину, навсегда оставившему этот дом. И только ветер шалит в этой забытой человеком пустыне, то копну сена взъерошит, то грача гнездо разорит, то тучку пригонит, и брызнут холодные капли дождя. Серый сумрак осеннего дня в тоске размокает, и только бродяга с сумой за плечами по грязи шагает, следы оставляя, а их вскоре водой дождевой заливает. Свистит ветер в пустых комнатах, играет грустную заунывную мелодию, да в такт его дуновению танцуют на окнах истрепанные кружевные занавески, да скрипят кое-где уцелевшие деревянные доски пола, с облупившейся краской, и сыпется труха с обвалившегося потолка. Сквозь эту дыру в потолке виднелся кусочек темного неба, с первыми появившимися ночными звездами. В этом дворе каждый клочок земли помнит мое босоногое детство, помнит шаги родителей, а старый сарай сонный гомон домашнего скота. В одиночестве, под проливным дождем застыла колодина для рубки дров, а на бельевой веревке, протянутой от старого засохшего клена, до веранды, переживший всех, выгоревший фартук матери. Где лужи дорожных канав не меряют ногами пацаны, в забрызганных грязью выше колен брюках. Но жизнь продолжается, принесло запах свежеиспеченного хлеба, костра из далекого детства, лягушачий хор с пруда. Концерт степных музыкантов, скрипачей кузнечиков, поющих песню полей. Жизнь продолжается, только не в этом селе, откуда навсегда ушли люди, и даже собаки, брошенные здесь, не вынесли разлуки с человеком, и то-ли сгинули, то-ли ушли искать свою унылую собачью долю. Мертвые села, где хозяйничают ветры да молодая поросль березки. Это удручающая картина сельской глубинки, где дороги, непроходимые топи, поля в бурьяне и перекати поле. И сгоняет ветер эту траву к краям лесопосадок, и собирает их в огромные кучи, и стоят эти шевелящиеся горы, возвышаясь над вершинами самых высоких деревьев. Где в черных попаленной молнией полянах, выжженные пятна, с неровными краями чернеют и пугают случайного путника, где даже птицы не вьют гнезд, и где не слышен писк птенцов. Где не услышишь звонкие голоса детей. Где не слышно радио на столбе возле клуба, где даже воздух пахнет плесенью старого тряпья, а открытый сундук, с остатками одежды, нафталином. Теперь здесь хозяйничают дожди и метели. Теперь здесь поселилось обостренное чувство одиночества.
Я плачу в душе на развалинах своего детства, над задранными стропилами крыши родительского дома, а во дворе все ждет меня старый рукомойник, подзывая взмахами полотенца…. Дойду ли когда?
Я.Ко.В… 7.04.2015г.