в танце застывшем
время замрёт на века
переплелись мы
8. ЛАБИРИНТ
"Это произошло таким окольным путём, что теперь мне даже не вспомнить деталей, ибо я не мог уследить за всеми ходами и изгибами, приведшими тогда к моему попаданию в этот лабиринт. Кто-то что-то кому-то сказал , а ещё один человек , случайно там оказавшийся , услышал и позвонил четвёртому, в результате чего однажды вечером энный человек пригласил меня на приём в своё палаццо.
Палаццо досталось энному совсем недавно, после почти трёхвековых юридических битв, которые вели несколько ветвей семьи, подарившей миру пару венецианских адмиралов. Соответственно , два огромных с великолепной резьбой кормовых фонаря брезжили в гроте высотой в два этажа - во дворе палаццо, заполненном всяческими флотскими штуками, от Возрождения до наших дней..."
Энный вежливо предложил ... осмотреть остальную часть дома. Мы охотно согласились и поднялись на маленьком лифте. Покинув его кабину, двадцатый, девятнадцатый и большую часть восемнадцатого века мы оставили за - или, скорее, под - собой, точно нижние пласты на дне узкой шахты.
Мы оказались а длинной, плохо освещённой галерее со сводчатым потолком, кишащим путти. Свет всё равно бы не помог, поскольку стены были закрыты большими , от пола до потолка , тёмно-коричневыми картинами... морские и сухопутные сражения, праздничные шествия, мифологические сцены... Это были копи тяжёлого порфира, заброшенные , во власти вечного вечера, где за холстами таились рудные пласты; безмолвие здесь царило истинно геологическое...
На дальнем конце галереи.... мы прошли ...в комнату , в нечто среднее между библиотекой и кабинетом джентльмена семнадцатого века... Век мог быть и шестнадцатым. Там было около шестидесяти пухлых белых томов, переплетённых в свиную кожу, от Эзопа до Зенона, сколько и нужно джентльмену - чуть больше, и он превратился бы в мыслителя , с плачевными последствиями для его манер или состояния. В остальном комната была довольно голой... Затем хозяин повернул ручку, и я увидел его силуэт в дверном проёме, ведущем в амфиладу . Я заглянул в неё и вздрогнул: анфилада казалась вязкой и дурной бесконечностью. Я глотнул воздух и вступил в неё.
в болото памяти
провалимся с тобой
увязнем потеряем
голос и дыханье
исчезнет за сознаньем
подсознанье
но в ореоле грёз
останется любовь
Эта была длинная череда пустых комнат... У меня возникло чувство, что я перемещаюсь не столько в обычной перспективе, сколько по горизонтальной спирали, где приостановлено действие оптических законов. Каждая комната знаменовала дальнейшее убывание, следующую ступень твоего небытия. Дело было в трёх вещах: драпировках, зеркалах, пыли... И во всех окна были зашторены и два-три зеркала украшали стены.
... Каким бы ни был первоначальный цвет и узор портьер, теперь они стали бледно-жёлтыми и очень ветхими... Речь шла не о тлении, не о распаде, но о растворении в прошедшем времени, где твой цвет и расположение нитей не имеют значения, где, узнав, что с ними может случиться, они перестроятся и вернутся, сюда или куда-то ещё, в ином обличье. "Простите, - словно говорили они, - в следующий раз мы будем прочнее".
... состояние амальгамы было неизменно плохим. В каком-то смысле, рамы были логичней своего содержимого, которое они удерживали, словно не давая расплескаться по стенам. В течение веков отвыкнув отражать что-либо, кроме стены напротив, зеркала отказывались вернуть тебе твоё лицо, то ли из жадности, то ли из бессилия, а когда пытались, то твои черты возвращались не полностью. Я, кажется, начинал понимать Ренье. От комнаты к комнате, пока мы шли по анфиладе, я видел в этих рамах всё меньше и меньше себя, всё больше и больше темноты. Постепенное вычитание, подумал я; чем-то оно кончится? И оно кончилось в десятой или одиннадцатой комнате. Я стоял у двери в следующую комнату и вместо себя видел в приличном - три на четыре фута - прямоугольнике в золочёной раме чёрное как смоль ничто. Глубокое и манящее, оно словно вмещало собственную перспективу - другую анфиладу, может быть..."
Чёрный квадрат есть
истёртое зеркало
без амальгамы
бережно хранящее
забытое навсегда
"Повсюду лежала пыль; цвета и формы всего окружающего смягчались её серостью... Ею было припудрено всё, иногда , как в случае бюстов и статуэток, с неожиданно благотворным эффектом: подчёркивались рты , глаза, складки, живость группы. Но обычно её слой был толстым и густым; более того, окончательным, будто новой пыли уже не было места. Жаждет пыли всякая поверхность, ибо пыль есть плоть времени, времени плоть и кровь, как сказал поэт; но здесь эта жажда прошла. Теперь пыль проникнет в сами предметы, подумал я, сольётся с ними и в конце концов их заменит. Это, разумеется , зависит и от материала; попадаются довольно прочные. Предметам не обязательно разрушаться: они просто посереют, раз время не прочь принять их форму, как оно это уже сделало в веренице пустых комнат, где оно настигало материю."
Представь, когда-нибудь
придёт Библиотекарь,
чтоб эти книги протереть от пыли.
Они пока ничьи, их все забыли...
Но, может быть, появится Аптекарь,
которому захочется найти
в каких-нибудь старинных книгах
рецепт или любовный эликсир,
и он начнёт их раскрывать и двигать...
И может так случиться
(небывалое бывает!),
что нас поставят вместе
и вместе прочитают .
Ведь книги тоже чьи-то половинки...
Их написали и приладили картинки -
И книги беспризорны, точно люди...
Но может так случиться, что мы будем
стоять друг с дружкой рядом и пылиться...
И тесно прижиматься...
И друг другу сниться...
*************************************
РЕЗЮМЕ читателя :
1. Библиотечные книги
стоят прижимаясь друг к другу,
плотно сомкнувшие ряд,
вечным уснувшие сном.
2. Богом забытое кладбище
мыслей
и истин нетленных…
Сколько великих имён!
Сколько безвестных могил!
Там, среди скромных надгробий,
и мой
monumentum бесхозный.
«Вечная» – и обо мне
память быльём поросла.
Алнис Гриммс (http://www.stihi.ru/2015/04/26/3775)