пламенеют кровавые
блики заката.
я,почти,позабыл
про красотку с плаката.
первый снег на пожухлой.
осенней траве.
только Любушка-Люба
в моей голове.
но она после нашей
единственной ночи,
даже видеть меня
почему-то не хочет.
я растерян,
понять ничего не могу.
кисть рябины как кровь
на осеннем снегу.
руку крепко пожал
пожилой военком.
бритый,пьяный,
покинул я город и дом.
хорошо когда некому
письма писать.
год назад как скончалась
любимая мать.
Люба тоже куда-то
исчезла из дома...
я готов воевать.
жалость мне незнакома.
да и в общем то
нечего больше терять.
я готов,если нужно,
в живого стрелять...
Грозный,Джалка,Самашки,
Аргун,Ханкала...
наша рота почти
целиком полегла.
я, сержант молодой,
прямо в бой из учебки.
все стреляют
старухи и малые детки.
каждый куст,каждый дом,
каждый пень, каждый камень
извергает в захватчиков
пули и пламень.
целый месяц пришлось
по горам и лесам,
за Хаттабом гоняться
измученным нам.
возле Сунжи, в урочище,
цель-деревушка.
каждый двор,каждый дом-
небольшая ловушка.
я случайно ногой
зацепил за растяжку...
двое суток в санбат
доставляли бедняжку.
я очнулся,
над койкой провис потолок
врач усталый сказал мне:
-Держись паренёк!
ты родился в тельняшке
а значит теперь
будешь жить сотню лет.
капитану поверь!
простынь я приподнял
и увидел под ней,
два обрубка в бинтах,
без обеих ступней.
разведённого спирта
глотнул без закуски...
как нелепа война.
как всё это по русски.
несмотря на талант
и свою многоликость,
нас бросает в пучину
природная дикость.
вечно нам достаётся-
хорошим парням
на орехи, к потехе
удельным князьям...
я смирился с судьбой
и уже не реву,
ни о чём не мечтаю
лишь прошлым живу.
всё что можно убрали
и раны зашили,
и заверить меня
дурака поспешили,
что лишь, только затянуться
швы и порезы,
у меня будут
лучшие в мире протезы.
а пока что в чужой
инвалидной коляске
я о будущем слушаю
глупые сказки...
снова в Барске.
протезы что сделали мне
топором искромсал
и спалил на огне.
очень жёсткие,тесные,
сильно скрипят
что осталось от ног
откусить наровят.
изготовили их
в городке Кобылянске
для кобылы хромой.
я уж лучше в коляске
буду ездить к вокзалу
где много людей,
где печаль отступает
а чувства острей.
там где Люба кормила
меня пирожками...
заимел двух подруг,
обзавёлся дружками.
боевая медаль
и небритость лица,
помогают во мне
разглядеть молодца.
ложат добрые люди
в помятый берет,
кто помятый червонец,
кто пару монет.
кореша меня возят
и поят вином.
мы давно не народ.
нас сравняли с говном.
смерть, как свет впереди.
мы такое дерьмо,
что сквозь запах "Тройного"
воняет оно.
демократы реформы
продвинули смело,
через подлость
и запах гниющего тела,
через ненависть,подлость,
предательство,ложь...
недобитую ими
ещё молодёжь
развращая,калеча,
ломая сознанье,
воплощают в стране
Вашингтона заданье.
всё хорошее,светлое
в русских убить.
извращая простое
понятье-"любить".
я на площади Маркса
в коляске сижу.
беззаботный и пьяный
на женщин гляжу
и порой,разрывая
коробку башки
лезет в мозг голосок:
"Пирожки,пирожки..."
снова осень.
у рынка противно и сыро.
впереди полумрак
и пустая квартира,
что осталась в наследство
от умершей мамы.
и вползает тоска
в незаклееность рамы.
лишь друзья-выпивохи
и грязные шлюхи,
да пустые бутылки,
и жирные мухи.
но о будущем думать
совсем не хочу.
лучше выпью вина
и опять полечу,
на стремительной,
но ненадёжной вертушке,
где меня ожидают
стрельба и ловушки.
и опять на разбитой
военной дороге,
оторвёт мне
отросшие за зиму ноги.
солнце пузом большим
зацепилось за край.
-Будь вы прокляты гады!
братан,наливай!