Говорил, что с лица, мол,
воды не пить,
никого ни с кем
не крестить,
говорил, что колдун,
что чужую беду
руками придешь
разводить.
Только однажды камень
нашла и твоя коса,
ты встретился с ним,
с горем чужим,
огромным и неживым
с таким,
что его не вынесешь,
не заговоришь,
не срежешь ножом,
когда оно нутряное,
жгучее, ледяное,
болотом тяжелым
стоит,
молчит,
не дышит,
и никогда не спит.
Говорил, чародей, мол,
да только у этой раны
края никакими чарами
не сведешь,
не заткнешь ее
ни словами,
ни не-словами,
молча или крича,
полночью или днем,
зельями не запьешь.
Будешь смотреть,
как в одночасье седеют
от неизбывной боли
волосы ее,
что когда-то
падали на твои ладони,
тяжелой густой волной,
волосы цвета меди,
цвета летних закатов.
Чародей, а станешь
у неба просить неистово
солнца, бескрайнего поля,
ветра в осколки сердца,
и вековечную тишь,
будешь просить
и плакать, и знать,
что есть горе,
которое
не утолишь.