Чей-то внутренний мир проплывает загадкой
по касательной, мимо меня – навсегда,
оставаясь немой нераскрытой тетрадкой.
И уносит её грозовая вода…
Посверкал небосвод острым росчерком молний,
содрогнул небеса оглушительный гром.
Жизнь прошла, как гроза, я уже и не помню:
всё осталось вдали – за каким-то углом…
В закоулки души, где не светятся окна,
я послала свою позапрошлую дурь,
и она согласилась на это охотно;
все довольны такой экономией пуль…
Будет праздник души – окончанье сезона.
Я сниму сапоги, я повешу ружьё.
Только вдруг резанёт острый запах озона:
чей-то внутренний мир смотрит в сердце моё.
Зацветёт под окном соучастница-груша.
Наберёт высоту звонкий голос весны.
Не дождётся жена загулявшего мужа.
И опять небеса Божьим гневом полны…
Я стою у окна и грозу наблюдаю.
Гром небесный, греми! Дождь, без удержу лей!
Что со мною, мой Бог? Я, похоже, страдаю.
Этот гибельный май забери поскорей!
Но Господь учинил мне проверку, как видно:
будет майский удар напрямую – под дых.
Но – не больно уже, и совсем не обидно,
только жалко немного мне тех – молодых…
Прогремела гроза, но уже – стороною.
Всё уже – стороной, как – из зала кино.
«Не от мира сего» – во, что стало со мною.
Слава Богу за всё, чему быть суждено!
Не хочу одного – быть тетрадкой закрытой,
а хочу послужить незнакомым – другим.
Нет! «Никто не забыт, и ничто не забыто».
Кто-то помнит его незабвенным таким…
Кто-то помнит его, но не я, если – честно, –
груша помнит, и помнят соседи мои.
Я – другая совсем, только, вот, интересно, –
для чего эта боль – эти майские дни?
Для того, чтобы ране вовек не закрыться?
Для того, чтобы алым писать и писать?
Мой безсмертный палач – мой поверженный рыцарь…
Как его мне простить? Что мне Богу сказать?
Ну, а может, его я давно уж простила,
совершенно простила, не зная о том?
Я из мая ушла, Я ЕГО ЗАПРЕТИЛА,
ожидая тот Май, что наступит – потом…
4.05.15