Память человеческая – не столь долгая и точная, если её не освежать периодически, если не возвращаться к тем трагичным для каждой российской семьи событиям.
По воспоминаниям родственников, уже 22 июня 1941 года, в Мордовии началась срочная мобилизация на фронт, мужчины нашего рода также были призваны в самые первые дни войны. Через Атяшево шли эшелоны с солдатами-новобранцами из Сибири и Урала. По словам моей бабушки – Анастасии Фёдоровны, благодаря именно этому обстоятельству семья выжила в неурожайные, голодные 1941-1942 годы: катастрофически не хватало соли, случалось, что от «водянки» вымирали целые деревни. Спасло то, что обменивались с новобранцами, отдавая им молоко за хлеб, соль и спички.
В нашей семье всех мужчин, ушедших на фронт, война забрала навечно. Вернулся только старший брат отца: пришёл в феврале 1945 г., умер от ран в июне. Яковом звали – Ротанов Яков Пантелеевич, совсем молодой: после военного училища, лейтенант, не смог поднять в атаку солдат, за это был отдан под военный трибунал, а затем в штрафбат, так всю войну и провоевал в штрафбате. Талантливый был по рассказам - стихи писал.
Другой брат отца, Ротанов Александр Пантелеевич, по возрасту попал под воинский призыв 1941 года, погиб в Эстонии: без вести пропал, после получения похоронки ещё некоторое время запоздало продолжали приходить его солдатские письма-треугольники.
Мой дедушка по материнской линии - Иван Михайлович Евдокимов, погиб 17 сентября 1941 г. под Ленинградом – прямое попадание снаряда, о чём сообщил его однополчанин, на глазах которого это произошло. Моя мама появилась на свет спустя месяц после его гибели.
Не вернулись с фронта и дедушкины братья: Андрей и Сергей.
Андрей – участник битвы за Москву, умер в госпитале 17 ноября 1941 года, захоронен в братской могиле на Ваганьковском кладбище. 24 июня 2012 года, нам удалось отыскать его могилу на Ваганьковском кладбище. Мы стояли у гранитной плиты, где среди имён погибших за Москву значилось и его имя – Евдокимов Андрей Михайлович, и мысленно переносились в тот далёкий, но памятный для всех россиян 41-ый…
Сергей Михайлович Евдокимов – служил в войсках НКВД, погиб на Северном Кавказе уже после окончания войны 4 августа 1945 года. Сергея очень ждали: из всей большой семьи Евдокимовых он был единственным мужчиной, оставшимся в живых, надеялись, что вернётся домой – ведь День Победы был уже объявлен. Возвращались назад - на Урал, в Сибирь, эшелоны с Солдатами-Победителями. Но Сергей не вернулся – пришла похоронка из Новочеркасска, погиб при невыясненных обстоятельствах.
Вечная Память всем, кто ценой своей жизни защитил нашу Родину…
***
Памяти моего деда Евдокимова Ивана Михайловича и всех без вести пропавших
В бескрайнем небе облака легко взметнулись.
Война закончилась. Домой не все вернулись.
И безутешная вдова рекой вздыхает -
Пропавший без вести солдат не умирает.
И верится его жене: вот-вот вернется,
Прижмет ее к своей груди и улыбнется.
И солнцем воссияет день, и тень березы
Таит от посторонних глаз родные слезы...
Но долго-долго ей стоять на том пригорке,
Где будет ветер тосковать надрывно-тонким
Причетом вдовьим, затяжным, сиротским стоном
Над волжским берегом крутым, под небосклоном,
Где разметались облака в смятенье полном...
Пропавший без вести солдат, тебя мы помним
***
Как хотелось бы мне
Окунуться в то утро,
Очутиться в заветной
Крестьянской избе…
…Покосилась избёнка –
Солдатка без мужа,
Потемнела лицом,
Только ставни всё те:
Голубые, резные –
Глаза-незабудки,
Смотрят окнами в сад,
Приглашают войти.
В том саду майский шмель,
Одуванчиков шубки
Улыбаются мне
Жёлтым мехом своим.
Старых яблонь гудят
Заскорузлые ветви
В нежно-розовой дымке
Прощальный букет.
А в избе пирогов
Дух стоит деревенский,
Горький запах рябин,
Тусклый зеркала свет.
Здесь в переднем углу,
Как и быть подобает,
Пред иконами робко
Лампадка горит.
А Настасья-вдова
Скорбно рот поджимает,
И о детях, о внуках
Молитву творит…
…Нет ни дома того,
Ни цветущего сада:
За оградой высокой
Красивый фасад.
На прощанье окину
Тоскующим взглядом:
В сердце – бабушкин дом,
Зарастающий сад…
Колокола
Колокола Хатыни вечным эхом,
За каплей капля, точат скорбный плац.
Здесь камень серый, точно чьим-то пеплом
Припорошило выжженную гать.
… В живых уж нет ни матери, ни брата…
Я не нашёл ни деда, ни сестёр!..
И до сих пор душа огнём объята,
В глазах застыл тот варварский костёр…
Я видел из укрытия, как пали
Сарая двери, но в аду огня
Бегущие ещё не понимали,
Что брода нет из пламенного дня.
Под перекрёстным автоматным треском
Спасенья нет… А над Землёю вновь
Колокола тревожным эхом-всплеском:
Норд-Оста кровь…
Беслана кровь…
Цхинвали кровь…
***
Во Диком поле вновь идёт война,
Опустошают вновь его просторы,
Воинствуют глумящиеся своры,
Фашизм на деле показав - сполна.
Во Дико поле птицы не летят,
Во Диком поле рвутся вновь снаряды:
Зачистка территории из «Градов» -
По детям бьёт украинский солдат.
Во Диком поле, как и сотни лет, –
Века минули, орды, как и прежде,
За золотым тельцом пришли, в надежде
Из недр чужих добыть сиянный свет.
Но не под силу им добыть самим,
Друг с другом стравливают россов-братьев,
Дабы народ единый зачал драться,
Богатства недр испепеляя в дым.
Опустошив Донецкий кряж до дна,
Набив мошну продажных олигархов,
Амбиции насытив патриархов,
Что поимеет бедная страна?!
...Во Дико поле птицы не летят,
Во Диком поле смех не слышен детский,
И бьют в набат колокола Донецка –
Во имя жизни не стреляй, солдат!