(От себя: не умею ничего писать по случаю...)
Да, беспощаден пулемет:
несутся пули в грудь и шеи, -
так можно ночи напролет
разить бегущие мишени.
Что нужно? Лишь экран компа,
клавиатура под руками.
Глядишь, и вот она война,
пусть с виртуальными врагами.
А рядом в кресле старичок,
глядит на правнука, задумчив.
Ему война… нет, не значок,
а пламя… огненные тучи.
Хотя, конечно, в восемь лет,
он лихо по двору носился,
представив: палка – пистолет:
с противником незримым бился.
А как-то прибежав домой:
увидел мать, бледна, в печали:
«Отец идет на фронт, родной, -
Война объявлена». - Вчера ли? -
Он на перроне. Взгляд отца,
в вагон вскочившего с словами,
«Задание не для мальца,
Тебе я поручаю маму».
…и стынет взгляд, а с неба ад,
что бороздит родную землю,
ряды захватчиков солдат,
все ближе, черной птицей реют.
И жернов гусениц крушит,
сминает в прах все что попалось.
Мать неподвижная лежит,
в толпе других – она лишь малость.
И никого – один лишь лес.
На третьи сутки, уж без силы,
впирая взгляд во тьму небес,
прощенье у отца просил он.
Как хорошо играть в войну,
представив палку пулеметом,
притом не чувствовать вину
за то, что не сберег кого-то.
И вновь бредут ряды солдат,
он – кроха сам, но с ними слился.
И старичок один – мед брат –
краюхой хлеба с ним делился.
И ухо приложив к земле,
он слушал: не шагает ль враг.
На пепелищах и золе
бинты стирал… И выжил так.
Он помнит тысячи: Ура!»
В ответ на вести о победе.
Как танцевала детвора,
Решив: с войной уйдут все беды.
…К отцу его был путь далек,
И все же встреча состоялась.
«Я маму защитить не смог…
Могилы даже не осталось…»
Отец единственной рукой
Смахнув слезу, его обнял:
«Ты выжил… выжил, дорогой…
Какой ценой, ты взрослым стал…»
…Не утихает гром гранат,
Несутся пули на экране…
А старичок, как экспонат,
Застыл безмолвно на диване.
«Дай, Бог, - он думал, - чтобы внук
Иной войны бы не увидел,
Чтоб мир всегда царил вокруг
В его чистейшем нужном виде».