Тает солнечный свет на её лице.
Вытирая капли воды в пушке
На своих щеках, она думает об отце
И о верблюдах, коим в злосчастном ушке
Игольном не было тесно так,
Как тому, кто живёт у неё в душе.
Он (говоря по секрету), хоть был бедняк,
Был любим не единственный раз уже,
Да и сам любил не единожды, но других,
И к другим не причислил её, хотя
Снимать туфельки - то всё равно с каких,
Лишь бы туфля не задела кого, летя.
На губах её мёдом застыла ложь,
Проводя языком по губам, ощущая сладость,
Она тут же бросала себе "не трожь",
Чтобы ещё хоть чуть-чуть на губах осталось.
Смотрясь в зеркало, видела не себя;
То ли свет падал криво, то ли глаза не те.
Поднося лицо ближе, ахая и сопя,
Она всё повторяла что-то там про "терзаете".
А тем временем день прошёл, обнося жарою,
На лице её тают последние солнца лучики.
И если он вдруг нагрянет какой порою,
Его, конечно же, будут в замке ждать ключики.