Выходили из дома, загружались в вагон с гармошкой,
Оставляли за старших сына, жену, невесту.
Вот тебе хозяйство: портянки, фуражка, ложка.
А от многих в ответ ни слова, пропал без вести.
И никто не помнит, как были вместе.
Выходили на свет, воздух глазами ощупывая
На предмет съестного: хотя бы запах.
В черном, закутанные, фигуры щуплые,
Победного ожидая залпа.
А весна уплывала рекой на запад.
Выходили на снег, плотью его сжигая:
Нет подснежников, расцветают под телом маки.
А земля под ладонью еще живая,
А вот свежий снег, пиши на нем без помарки.
В эту зиму январь станет самым жарким.
Выходили в поле, золотое до горизонта:
Золотое солнцем, а раньше бывало – хлебом.
Улетали стаями, ротами, гарнизоном.
Смотровая щель, «Огонь!», из огня да в небо.
А теперь говорят: то ли быль, то небыль.
Выходили к границам, в стены спиной врастали,
За спиной не крылья, там много больше.
А земля ложилась красными бороздами
От Румынии и до Польши.
Кто-то к ней повязку да бинт приложит?
Вышли. С каждой сотни один и славно,
Каждый с грузом длиною в мили.
Каждый вынесший и свою и чужую славу:
Сдюжили, дотерпели, выжили и дожили.
Сколько раз за нас, не чокаясь, молча, пили?
На ступенях мраморных котелок да ложка,
Ограненный стакан да кисет с махоркой.
Через пару десятков лет прорастает ложью
Даже память, чего уж там разговоры…
Им не больно. Но правда осталась правдой.
Слишком горькой.