Всем нам, шутам и трагикам сего земного балагана посвящается.
Наш городок насквозь продут ветрами.
В нём пыль столбом и знали все кругом
О личной, о Козлова драме.
О Кузькине, что стал ему врагом.
А всё жена, Козлова инженера.
Не зря в театре кличут инженю.
Её весьма престранная манера -
Гноить живого мужа на корню!
Сказал Козлов до слёз родной супруге.
Который, значит, инженер.
«Ты – женщина! Тебе и карты в руки!
Давай корми!» - сказал Козлов жене.
А та сказала: «Куча репетиций!»
Она – талант! Её – один главреж
И ценит! Р-раз! Порхнула птицей.
Хоть сам картошку жарь, вари и ешь!
Она в театре этакою цацей!
Ударниц ей играть и не с руки!
А Кузькин – жох! Поклонник женских граций.
Супружеской морали вопреки.
Козлов пошёл и взял бутылку пива.
Он пить – не пьёт и сдуру выпил - две!
С тоски и натощак – не диво! -
Ударило по голове.
Козлов главрежу дать решил по роже.
А Люська в торг работает сети.
В постель насильно гостя не положит.
А посидеть, ну как же не зайти?!
Козлов зашёл, а что ей взять с Козлова?!
Козлов решил – в отместку! - изменю.
Под честное и вдовье слово,
Что знать его не будет «инженю».
Козлов сидел, и чудо видел ножки.
И шейку – то ж! Куриную! В борще!
Козлов глядел: а нет ли больше…ложки?
И ничего не видел, вообще.
А Кузькин – жох! На что ему харчишки?!
Голодный инженер и перепил.
А тот зайдя: «Чтоб не было мальчишки!»
Хохочущую Люську перебил.
Козлов со зла и скажет, будто срежет.
Такой-сякой! И прочие слова!
А гнусный Кузькин ляпнет о главреже.
И говорит: «А чёрта с два!»
Припомнил Кузькин про бутылку.
В кармане, значит, коньяка.
А что ж не бил Козлова по затылку?
Да прошибить решил наверняка!
Жена с главрежем! Честь забыл и меру!
Он, кузькин – жох! И знает их дела!
И так обидно стало инженеру
Вставать из-за роскошного стола!
Другому чтоб достались эти ножки?
«Ох, пропадать!» - подумал – «Всё равно ж!»
Демонстративно к ложке
Он кухонный придвинул нож.
И вилку во вторую взявши руку,
Привстал, как будто невзначай.
А Люська вдруг услышала по стуку –
И, что главреж стучится к ней на чай.
Ей не понять ничьей беды-кручины.
Так раскраснелась! Яблочко-ранет!
Знакомые – все прочие мужчины.
А муж – один! Хоть мужа вовсе нет!
И нет ещё в подъезде лампы.
И лыс главреж, а фразой – кудреват!
Он обещал огней какой-то рампы!
А Кузькин – лампу в двести сорок ватт.
А что Козлов? Кричит - и всё главрежу.
Мол, Кузькину покажет мать.
Причём она? А знай – рычит - зарежу!
И стали все Козлова разнимать.
Жена прознав: «Уеду» - плачет – «К маме!»
Тот не пускал: «Останься! Покорми!»
Не объяснить и лучшими умами
Размолвок между близкими людьми.
А где мораль? А в чём причина слухов?
Да в городишке в нашем, продувном!
Сболтнёт язык! Своё расслышит ухо!
И в личной жизни всё идёт вверх дном!