once on the beach, half-asleep

Арису Аи
Первое, что бросается в глаза - и к чему те совершенно бессовестно прилипают, так, что иллюзорно-киношные лепестки роз вокруг облетают, начиная в очередной раз отсчёт бесконечности, - так вот, это аккуратные пальчики ног. Чуть погружённые в золотисто-кремовый мелкий песок, они фиксируют на себе дотоле расфокусированный взгляд и не отпускают. Сон постепенно тает, но сознание не проясняется, мягкая пелена остаётся как и была, и в ней чересчур уютно, чтобы пытаться выбраться.

Оторвать взгляд упорно не получается, но - достижение! - он перемещается, как-то самовольно, без особого осмысления и на то позволения не проснувшегося ещё разума. Свод стопы аккуратно-изящен, а трогательно выступающая округлая косточка, блестящая от капель воды, будит где-то внутри неподдельную нежность.

Зачем гнать сон? Вежливость - о чём вы, что это? - ведь главное видно, главное всегда в себе и рядом, скользит привычно лаской-взглядом, не хочет будить, не видит приоткрытых век и не шевелится, боясь спугнуть какое-нибудь капризное сновидение. Но, себя-то не спугнёшь, так что продолжим.

Взгляд ползёт всё дальше, цепляется за кофейный хвост шнурка, и следующий кадр - ядовитым олеандром в кровь, лезвием по нервам, снежно-белой дорожкой порошка - бесценно. Зрение взлетает на максимум, даже неестественно, подскакивают контрасты. Солнце, которого здесь нет, высвечивает острыми лучами всё до мелочей детально. Кожаный шнурок кокетливо оплетает тонкую лодыжку, разом напоминая о таких же запястьях, увешанных браслетами-нитками-цветочными фенечками, но это выше. Здесь же - аккуратный двойной перекрест (раньше шнурок болтался слишком низко, и у тебя-неуклюжести с катастрофичным постоянством заплетались чересчур длинные ноги. Ты и без шнурка частенько падаешь, боги, куда уж больше). Дальше - ежом щетинятся нитки древне-линялых, почти что белых от времени джинс, штанины которых туго стянуты шнурком по всей голени аж до нежной коленной ямки, которой не видно, но зато сама коленка отлично просматривается через огромную дырку.

Рядом валяются столь же потрёпанные временем-солью-солнцем (которого нет) лямки рюкзака. Помнится, с меня сталось возмутиться ему в первый раз, когда мы пересеклись, давным-давно, ещё той весной. Твой прыжок из кузова некоего дребезжащего грузовика, поверь, мне запомнился навсегда.

Так вот, о рюкзаке. Мол, старьё и хлам, никогда у меня не выходило держать язык за зубами, ну зачем собираешь эту ерунду, говорили мы вам. Шучу, только я тебе, кроме нас никогда никого и не было. А у тебя, как выяснилось, всё такое: клетчато-простое, линяло-выгоревшее, полосато-выцветшее, это ты и есть - образ, который не поймать, не счесть, не передать азбукой Морзе, да даже обычными словами - только начнёшь - уже поздно.

Ты растворяешься словно чеширский кот, в памяти остаются детали, вроде вот узелков проводов плеера (а что, их нужно сматывать?), торчащего из рюкзака пятнистого бесполезного веера (впридачу к браслету подарили, от всей души ведь, не выбрасывать же теперь!), обкусанных цветочков клевера (он вкусный, знаешь, ни с чем несравнимо).
От тебя веет морем, ты остаёшься в памяти цветастым расплывчатым миражом-маревом.

Отголоски твоего смеха вечным отзвуком-эхом звучат на краю слуха людей, однажды повстречавших тебя, в их глазах то и дело появляется твой задорный блеск, твоих эмоций фата и банты запутываются в их волосах, в их словах - ты, вновь и вновь, словно мгновенный наркотик - в кровь и по жилам, и больше не вывести. Не вынести оглушающей прелести, твоего умения переплестись так живо, так намертво, всё свести в единый беспрерывный камертон.

Иногда не верится - есть ли ты вообще или просто сон, ты словно рисунок пастелью на глянце, ты - закатный румянец солнца (которого, чёрт возьми, не было, никогда здесь не было, в него даже никто не верил, но лишь в его лучах можно увидеть тебя). Ты - чистейшее стекло, мелкая серая морось тебя не касается, зато свет пронзает насквозь, и на срезе стекла играет бликами кристально-радужная вода, а значит - солнце есть. Вот ведь новость. Твоя призрачность временами пугает, думается, мол, вот истает последняя тень, и тебя не станет. Никто и не заметит, тебя ведь почти и нет.

Ты не таешь, не растворяешься в тумане, не вспыхиваешь огнём-пламенем, исчезая, тебя даже можно коснуться, дёрнуть за кожаные шнурки-завязки прямо сейчас - если получится проснуться.
Услышать твою мягкую поступь по песку, откинуть тяжёлую простынь сна и снова открыть доступ воздуху.
Так вот просто.

27/9/2014