Шашлык и пиво. Лето. Пристань.
Нарядный пьяненький народ.
А для господ и дам туристов
причален белый теплоход.
Недолго ждать - спешат подняться
на борт "Москва ван зироу ван"
четыре шумных итальянца,
семейство кислых англичан,
дружина принявших за ворот,
завывших, как заупокой,
бурлацкую свою про город,
где Машу Славе трудно, ой!,
интеллигентная старуха,
полупрозрачный финский teen,
Татьяна, я и наш неслуха -
упрямый семилетний сын.
Вот Пушкин, лёгок на помине -
гундосит гид: "абрек-набег".
Пошли. По Волхову на Ильмень -
эх, жаль, что не до самых грек.
.......
васильиванычлебедевкумач
недовертел - кровавым цветом красит
москва-раз-два. Твоей раздвы - ту мач!
москва - кассирша на вампирокассе.
В какой бы край балду свою ни ввёл
иванвасилий - грозный, тёмный, третий -
с москвой грядут грабёж и произвол,
разруха, нищета и лихолетье.
Сдираешь шкуры с добрых русских душ,
сбираешь дань для роскоши и ****ства -
и оставляешь нам медвежью глушь,
москва, взамен ремёсел и богатства.
Князья твои, наместники чертей,
кострами взвились - прямиком из ада.
Ни жён ты не жалела, ни детей -
не жди ж от русских, выскочка, пощады!
Приблудная ордынская шалава!
Душительница вольностей и прав!
У каждой из твоих змеиных глав
возьмём по языку для переплава,
дольём слезы чистейшей серебра
и олова чеканной русской речи -
и заново с Николы у Двора
весёлый звон нас позовёт на вече.
.......
Наш сын скучал и шмыгал носом,
но замер, встретив синь и ширь.
А за покойным чистым плёсом
открылся Юрьев монастырь.
Волна пошла души стекольней.
На нас, на всех - на мотыля,
клевали церковь, колокольня,
надежда, воздух и земля.