Это случилось в один из июньских дней. Ярко светило солнце, обнимая всех своими теплыми лучами, горячий ветер обжигал лицо и игриво трепал волосы. Я помню все так, словно все это было вчера. Этот день навеки врезался мне в память и оставил неизгладимый рубец на сердце.
Улицы были переполнены, помню, как все бежали и суетились, перекрикиваясь где-то вдали. Машины колонами проносились с грохотом одна за другой. И во всем этом было нечто страшное, пугающее до седины. Это не грохот, который оставляла вся эта суета, не громкие крики и даже не толпы бегущих куда-то людей. Меня пугали их лица. Страшные гримасы испуга, застывшие на лице, и пустые глаза, полные слез. В тот день вряд ли вы бы услышали чей-либо смех. Весь город обуял ужас.
Я смотрела на это и поняла, что не могу дышать. Внутри все как будто сжалось в тиски. Немыслимая боль переполняла меня и была готова вырваться наружу. Она собиралась комком в горле, была готова вырваться страшным криком, разразиться рыданием. Я не знала, куда бегут все эти люди, но меня охватили два странных чувства. Хотелось одновременно и бежать за ними, покинуть это место, лишь бы никогда больше не испытывать подобного, но в то же время хотелось броситься в самую толпу и на коленях умолять всех остаться.
Я открываю глаза. Легкий туман рассеялся. Страшные картины того дня исчезли, но воспоминания витают кругом, сменяются друг за другом. Мне никогда этого не забыть. Даже самой глухой ночью страшные мысли лезут в голову, воспоминания не дуют уснуть, и после долгих попыток я встаю с кровати и подхожу к окну. Тихая ночь, затянутое звездами небо, и невольно я вспоминаю снова тот июньский день. По небу пронеслась стальная птица, взмахнув своим черным крылом, она принесла море боли, вновь наполнила страхом и кровью давно осушенные реки. Оглушительный рев, а следом за ним мощные, сотрясающие землю взрывы, от которых холодеет кровь. Вот от чего бежали все те люди…
Все лето я пробыла здесь. По дребезжанию стекол я научилась понимать, когда стоит прятаться. Я научилась при других держать свои слезы в себе. Научилась месяцами есть одну кашу и как мне казалось, даже забыла, что значит включить свет. Единственным развлечением оставались мои игрушки, но теперь почему-то играть в них мне казалось безумно глупой затеей. Глупо варить куклам кашу, когда теперь ты знаешь, что после каждого, даже самого глухого и далекого, взрыва кто-то погибает. Да, я узнала, что такое смерть. Я много слышала о боли и много перенесла ее в сердце. Это была огромная жизненная школа для девочки, которая закончила лишь третий класс. Но никто уже не смел назвать меня малышкой. Бабушка не раз говорила, что ее пугают мои глаза. В них теперь таилось понимание. Они смотрели на мир твердо и уверенно. Страшно было подумать, что это глаза десятилетней девочки. Если пристально в них всмотреться, казалось, что они видели все. В них скрыта целая вселенная. А понимания и сочувствия в них крылось больше, чем у любого взрослого.
За окном начинает уже светать. Усталость берет верх. Воспоминания отступили. Я бреду обратно в кровать. Тяжелая голова опускается на подушку, и, едва закрыв глаза, я засыпаю. Я стала старше, но по-прежнему я такой же ребенок. А что принято сниться маленьким девочкам? Волшебные страны, далекие путешествия, милые котята и луга, залитые солнцем, полные красок и цветов. Я не помню ни одного из своих снов, что видела раньше. Казалось, они даже перестали мне сниться, и, оказалось, это к лучшему. Ведь именно сейчас мои воспоминания переходят в ночные кошмары. Я начинаю ворочаться, тяжелый вздох, и горячая слезинка катится по щеке.
Мне снова десять лет. Слышу свист и глухой крик бабушки. Сердце учащает свой ритм, но внешне я стараюсь быть спокойной. Такое было много раз. Выбегаю на двор. Громкий взрыв раздался где-то совсем рядом. Я видела кучу вздымающейся кверху пыли. Бабушка хватает меня за руку, и мы бежим в наше постоянное укрытие. Старый погреб. Уняв дрожь в руках, которая все же начала пробиваться, я помогаю спуститься единственному родному человеку, который сейчас рядом со мной. Крепче прижимаясь к ней, пытаюсь оградить ее от этого ужаса. Бабушка знала войну. Она прошла через голод, страх и смерти, будучи лишь на пару лет старше меня, а теперь война снова вернулась, чтобы каждое поколение могло вкусить ее кровавый плод. Усевшись на пустые ящики, мы по-прежнему держались за руки, плотнее прижимаясь друг к другу.
- Тебе страшно, Таня?
- Ни капельки, бабуля, – говорю я дрожащим голосом. И тут же снова мощный взрыв заставляет меня вздрогнуть.
- А хочешь, я расскажу одну историю? Мне многое довелось пережить. Всю свою жизнь я молила бога о том, чтобы моим детям и внукам не довелось знать такого горя, что пережила я, но видимо, такова судьба.
Я посмотрела прямо в ее грустные глаза. Сейчас они были холодны и полны слез. Утерев рукавом слезу, она начала свой рассказ.
- Это было зимой, в самый разгар войны. Помню, сугробы тогда намело по самые крыши, а мороз-то какой стоял! Все лишний раз из дому высунуться бояться, а я все бреду по дороге, потому что знаю, что меня уже ждут. Госпиталь, в котором я работала, находился за три километра от нашего дома. Вот надену свои прохудившиеся ботинки и иду, снег загребая. – Тут лицо бабушки приняло немного задумчивый вид, она вздохнула и на ее губах мелькнула тень грустной улыбки.
- Это было старое серое каменное здание. Оно плохо отапливалось. Сами стены его были пропитаны сыростью и вечным смрадом, который они впитали в себя за долгое время. Эти стены стали свидетелями тысячи смертей, видели, как калечатся судьбы совсем еще молодых парней, которым было уже не суждено узнать, что значит жить на самом деле. Тут были вынесены врачами страшные приговоры, поставившие крест на всех надеждах и мечтах.
Не успела я зайти в помещение, как мне сообщили, что поступила группа тяжелораненых. Быстро натянув на себя халат, я поспешила в перевязочную, где меня давно ждал врач. Я работала здесь не первый месяц и многое успела повидать за это время, но то, что предстало перед моим взором в тот день, заставило мое тело забиться в мелкой дрожи.
На кушетке лежал еще совсем юный парень, лет восемнадцати. На его лице выступали крупные капли пота, голова его судорожно металась из стороны в сторону. Он бредил. Губы сжимались и разжимались, но вырывались лишь непонятные обрывки слов. Глаза были крепко сжаты. Но самое страшное меня ожидало, когда я перевела взгляд. Остатки израненной плоти выглядывала из-под обрывков окровавленной одежды. У парня были оторваны обе ноги по колено. Мне стало дурно. Я перевела взгляд. У окна лежал еще один боец. Окровавленная наспех наложенная повязка, покрывавшая его голову, уже не имела никакого смысла. Пустые, стеклянные, безжизненные глаза смотрели в потолок. Парень погиб, защищая Родину. Я верю, что всей душой он был предан служению соей Отчизне. А теперь он ушел в другой, лучший мир, где навеки обрел покой. Вокруг раздавались стоны и мольбы о помощи. Все, у кого хватало сил на это, молили о помощи. Я знала, что стоит действовать немедленно, но дикий страх пригвоздил меня к месту. По щекам катились слезы, а звуки стали доноситься как будто откуда-то издали. Но тут я почувствовала, что чья-то сильная рука опустилась мне на плечо, а затем с силой встряхнула. Громкий голос не заставил меня вернуться к реальности. Перед глазами все по-прежнему плыло. И в следующее мгновение я оказалась за дверью. Меня вытолкал врач, которому я ассистировала, делая перевязки раненым. Придя в чувство, я стала осознавать весь ужас моего положения. Сколько времени я потеряла? Дикий стыд проник через все мое нутро. – Голос бабушки постепенно переходил в шепот, пока вовсе не оборвался. Маленькие росинки побежали по щекам.
- Бабушка, неужели даже после стольких лет тебе стыдно за этот случай?
- Ох, Танюша, мне этого не забыть никогда. Сумей я тогда совладать с собой, кто знает, как судьба бы повернулась? Возможно, кто-то из погибших в тот день ребят мог бы еще узнать, что значит жить на самом деле. – И в это мгновенье с оглушительным свистом еще один снаряд упал где-то совсем рядом. Раздался мощный взрыв, и я услышала, как осколки и куски земли ударяются об стены и крышу нашего укрытия.
В жилах застыла кровь, а в висках сильно пульсировало. Я вскочила в холодном поту и долго не могла отдышаться. Перед глазами до сих пор стояли страшные картины воспоминаний. Все это было на самом деле раньше. Воспоминания о минувших войнах слились воедино, проникнув кошмарами в мои сны.
Неужели всему этому не будет конца?
Война своей костлявой рукой унесла моих родителей. Отец отдал душу и сердце служению Родине, а мать была такой же медсестрой, как и бабушка. Несчастный случай унес и ее жизнь. Все они погибли. Они боролись за счастье нашей земли, нашего края, нашей малой Родины, которой за последнее столетие довелось пережить две войны. Каждый день я молю бога о спасении для всех жителей Донбасса. Кровавой рекой пронеслась Великая Отечественная война, унеся с собой миллионы жизней, и вот снова, спустя семьдесят лет, начинают опять гибнуть люди. Но наш народ непобедим! Мы благословенные славою наших дедов и отцов. Свою свободу и честь мы положим на алтарь и будем стоять до победного конца. У каждого из нас в сердце находится неугасаемый огонек, это и есть тот самый огонек, что подталкивает нас поставить свою жизнь на кон свободы нашей Родины. И с каждым днем он разгорается лишь сильней. Я хочу, чтобы каждый житель Донбасса был счастлив, а счастье может обрести лишь свободный человек. Я хочу, чтобы была счастлива и наша Родина; хочу чистое мирное небо; хочу видеть быстро мелькающие точки легковых автомобилей, а не колонны военной техники; хочу, чтобы дети не знали, что значат слова «война» и «смерть», чтобы 1 сентября дети шли в школу счастливые и красивые, а не прятались от обстрелов в погребе; хочу, чтобы все радовались праздничному салюту, а не вздрагивали от громких звуков.
С наступлением каждого рассвета я надеюсь услышать простую фразу. Хочется выйти на улицу и видеть радостные счастливые лица. Я знаю, что в этот день будет великий праздник, а каждый житель с улыбкой и слезами радости на глазах будет повторять: «Войны в Донбассе больше нет!».