Заканчивается вечер, тучи сверху сгоняют звезды.
А я снова здесь слегка потертый, как книжный том.
Никто из нас никогда ни найдет ответы на все вопросы
Почему люди, как покинутый, забытый навечно дом.
Ты когда-то ступала по гнилым доскам? По ветхим лестницам шла?
Смотрела на стрелку хриплых часов, едва дыша?
А хоть кто-то знает, какого это когда в душе навсегда зима
Тающая под вёснами, поношенная до последнего, до истраченного гроша.
Мои кости – есть гнилые доски, в меня вбивать бы ржавые гвозди.
Я всё сама сломала, потому что мне мало, даже всего мира мало,
Которого в руках не удержать, и я всего лишь крупинка в пепле горсти,
Праха мира, и я даже не поняла, как меня не стало.
Как я не удержала саму себя. И внутри, там, на глубине сердца дыра от слёз.
Если бы слезы мои уходили в реки, в твои ладони.
Я всё сломала, чтобы самой не ломаться от иллюзий и чуждых грез,
И отчаянье, словно клинками в горло пускает корни.
А это больно, когда замки, выстроенные из песка, убивают волны.
И это больно, когда бумага горит дотла,
Когда мы все стоим сегодня по разные стороны
И когда от нехватки тепла, ты себя жжешь. Да, я себя сожгла.
Я ложилась рифмами, строчкой в душу, а сердце склевали вороны.
Я пускала из пальцев своих слова, расцветающие впредь жасмином,
Ломая кости. Не нам, принцессам упавшим вниз, носить короны,
Когда от отчаянья понимаешь, что прошлое апельсином
Пахнет, щекочет ноздри, и меня изнутри переполняет дико с грустью.
А я сожгла мосты до самого пепла, чтобы назад не вернуться.
Суметь уйти. Лучше уйдем навсегда теперь под землю,
Партии наши пусты и судьи спят, запомни, раз навсегда, что никто не остается.
Если нет завтрашнего дня. И ты один в пути.
Кто-то хоронит, а кто хранит-
Та истина, что предстоит найти,
И делать вид, что ничего не болит.