Мир наливался утром,
Светом сгущая проёмы
Тысячу раз знакомой,
Столько же раз новой
Недопонятой сутры.
Оттаивал клеймо ночи,
Высящееся двурогое,
Стирая остатки клочьями
Ваты в гуаши розовой.
Ночь вымирала, как мамонт,
Затаивалась в тени кладбищ,
Туда же вселенские драмы
Тащились, как стадо на пастбище.
И отрезвляюще близко
Шоркнули шторами крылья,
К движению первым усилием
Напомнив, что лист—чистый!