- Джек, Вас приставили следить за мной? - спросила Кэтрин примерно через неделю после того, что теперь называли ее «возвращением». Дело было в саду, где, наконец, ей удалось остаться одной. Почти одной.
- Не совсем. Скорее охранять.
- Вас это не раздражает? Вы военный, наверно Вам хочется вернуться обратно на порубежье.
Если это и так, Джеку удалось это скрыть.
- Почему это должно раздражать меня? Кэт, работа есть работа. Вы же не думаете о том, нравится ли Вам это, когда привозят больного и надо его осмотреть.
- Нет.
- То же самое тут. Я единственный, кто одинаково близок вам обоим, поэтому это дело поручили мне.
- Джек, а кто похитил моего мужа?
Называть Джона мужем было ново, и она все еще испытывала колебания, произнося это слово вслух.
- Это были сторонники усиления власти баронов.
- Феодалы?
- Можно сказать и так. Аристократическая партия.
- Они могут сделать это снова?
Она не сказала: «Они могут сделать это со мной?», но было очевидно, что вопрос в равной мере относился к обоим. Те, кто желал вреда Джону, теперь не рассматривают его отдельно от Кэт.
Джек приготовился было к длительному объяснению азов физической и ментальной безопасности, но одернул себя и сказал то единственное, что ей хотелось услышать.
- Я не допущу этого.
Он верил в это.
- Кэт, - сказал он, - Вы никогда не станете одной из нас.
- Я это знаю.
- Нет, Вы все еще надеетесь на это. Но это физически невозможно.
- Мне жаль.
- Не нужно. Случилось то, что случилось. Вы пока недостаточно знаете нас. Здесь Вас держат в... как Вы это называете, лягушатнике?
- В лягушатнике, - она улыбнулась сквозь набежавшие слезы.
- Никогда не понимал значения этого слова. Пусть будет так, в лягушатнике. И тут Вас почти не трогают.
- Но я постоянно на приемах, на встречах, в центре каких-то интриг!
- Вы еще даже не начинали. Это тихое спокойное место, наслаждайтесь, пока можете. Ведь это ненадолго.
- А Вы будете с нами?
- Пока мне не поручат что-либо иное. - Поклонился он.
- Эй, Джек, чем ты уже успел огорчить мою жену? - спросил, подошедший к ним Джон.
Когда они стояли так близко, сходство становилось очевидным, уже не скрывая их родства. И, пойманная врасплох, Кэт ухватилась за это:
- А вы правда родственники? - Спросила она мужа, старательно имитируя легкомысленное возбуждение.
Если Джон и понял уловку, то не показал вида.
- Да, он — мой двоюродный дядя. Или я — его. Точно не помню. Наш общий предок состоял на службе у Лонгруэна и был он страшный бабник, менял наложниц, как...
- Не слушайте его, Эла Ингратем. - Вмешался Джек. Почему-то эта тема была ему неприятна. - Я прихожусь братом двоюродной сестры его матери. Таким образом, я его дядя, а теперь и Ваш.
- Никак не привыкну к этому прозвищу... А правда, что вы живете в среднем сто пятьдесят лет?
- Да, но наши годы немного короче, и наши дни чуть меньше, так что в пересчете на твое время, это будет... где-то сто двадцать.
Джон присел рядом и вопросительно посмотрел ей в лицо.
- У нас в среднем семьдесят пять.
- Я не могу сейчас огорчаться этому, как бы ни старался. Наступит день, когда я снова останусь один и наверно начну сходить с ума, как было недавно. Но если я буду думать об этом заранее, то вообще не буду жить. Тогда я буду умирать каждый день все дни, что мы вместе.
- Мне жаль, Джон.
- Знаешь что? Эта работа так опасна, что нас с тобой могут убить в любой день, причем вместе.
- Но со мной ты не сможешь размножиться, Джон.
- У меня достаточно племянников по обеим сторонам. Нашла о чем печалиться! Вставай, нам пора на церемонию.
- Что на этот раз?
- Церемония представления Эла Ингратем.
- Что? Да это же...!
- Фактически ты уже моя жена. Это невозможно изменить никакими церемониями. Просто люди нуждаются в ритуалах, чтоб делать из них отправные пункты. Вот тогда-то произошло такое событие, и начался новый исторический период, а тогда — другое.
- Но почему же ты не сказал, я бы переоделась!
- Что не так с этим нарядом?
- Оно не достаточно... торжественное.
- Для меня ты хороша и так. А если кто-то из моих уважаемых родственников и министров решит, что твое платье не соответствует его нарядам, он может пойти и переодеться.
Он вскочил с земли и подал Кэт руку.
- Идем! Сегодня не будет никаких сюрпризов.
- Никаких. - Подтвердил, идущий сзади Джек.
Церемония представления Эла Ингратем, по наблюдениям Кэт, оказалась аналогом скорее смотрин, чем свадьбы. Правда, смотрин пост-фактум, если можно так сказать.
Если бы Кэт собиралась замуж за парня из своего города или округи, он бы привез ее знакомиться с родителями задолго до свадьбы. Это был бы маленький аккуратный домик, в котором ее встретила бы комиссия из родителей, и, возможно, кого-то из теток жениха, брата или сестры, если бы они у него были. Все бы расселись в зале вокруг журнального столика с чашками кофе и маленькими пирожными, и вели бы степенный разговор, прикрывая неловкость фальшивыми улыбками.
Такие же фальшивые улыбки демонстрировали проходящие мимо бароны. Кэтрин поставили на небольшое возвышение в головной части зала и длинные вереницы государственных чиновников, кто в одиночку, кто парами, кто семейными группами, проходили мимо, каждый раз останавливаясь, представляясь и произнося несколько дежурных фраз. В общем, вполне по-земному. Возможно, точно так же проходят смотрины в королевских семьях Земли.
Очень сильно упрощал церемонию Джон, который настоял на своем и остался рядом, несмотря на то, что это противоречило обычаю. Джек тоже находился недалеко, чуть сзади, что также не было предусмотрено протоколом. По его непроницаемому лицу было невозможно определить его мнение об отпускаемых Джоном комментариях, а Кэт постоянно ловила себя на том, что с трудом удерживает серьезное выражение лица. И, может, именно благодаря этому, натянутая улыбка сменялась у нее искренней, что позже было названо критиками «торжеством дипломатии» и «блестящим примером самообладания». Во всяком случае, именно эта церемония положила начало будущей популярности Кэт.
- Воон, та, напыщенная группа, видишь? - Говорил между тем, Джек. В такие минуты он переходил на английский, что, безусловно, спасало их маленькую группу от скандала.
Кэт взглянула — хихикнула — стерла улыбку и переспросила:
- Да, так что?
- Упрямы, но безопасны. Если найдешь с ними общий язык, будут верны тебе до следующего скандала... Добрый день, сенатор, эла! - Перешел он на язык народа, как только к ним подошли новые лица.
- А вот этому не верь. Он хэда.
- Что?
- Вдовец.
- Бедняга. - И Кэт радушно улыбнулась проходящему мимо старику, но тот в ответ лишь недоуменно пожал плечами. - Что, не так?
- Позже объясню. А вон ту улыбчивую пару видишь?
- Ага.
- Добрый день, барон, эла. - И снова на английском. - Этим тоже не верь. Они возглавляют левое крыло аристократической партии. Будут улыбаться тебе в лицо, пока младший отпрыск за углом режет твою любимую кошку.
- О!
Несколько следующих групп прошли без комментариев. То ли они не отличались особой кровожадностью, то ли Джон решил сделать передышку.
- Обратите внимание, эла, - услышала вдруг Кэт голос за спиной. - Вон там, в углу — седой, высокий, упрямый, будто проглотил палку.
- Вы делаете успехи, Джек. Такая образность! Да, так что?
- Это ему принято приписывать... тот маленький инцидент, который познакомил Вас с мужем.
- Да?
Кэтрин пронзила старика взглядом, но тот, как будто не заметил ее внимания. Любезно улыбаясь окружающим и раскланиваясь, он прокладывал путь к королю, и по мере его приближения ее охватывал ужас. Эта самоуверенность, эта готовность добиваться своего, эта лицемерная любезность!
- Что же он тут делает? - Она даже почти обернулась к Джеку, но тут же оборвала движение, заметив удивление на лицах окружающих зрителей.
Здесь нельзя проявлять недолжные эмоции, никогда! - напомнила она себе.
- Свою долю наказания он понес, поверьте. - Тихо ответил Джек.
- Но, Джон, неужели я должна его приветствовать? Почему его не прогонят отсюда?
- Так надо. - Ответил Джон и самым вежливым образом приветствовал подошедшего. По его виду нельзя было бы сказать, что в эту минуту он не испытывает самой искренней радости от встречи с близким родственником.
- Дядя Олаф, эл! - Сказал он.
- Рада встрече с Вами, дядя Олаф. - Послушно повторила Кэт, и подала руку, в соответствии с этикетом встречи с близким родственником.
- Взаимно! - Ответил тот. - Только не Олаф, а Олаф.
- Что-то не так?
- Попросите потом Ингратем, чтоб объяснил Вам разницу между звенящими и глухими звуками в конце слова.
- Обязательно. Но, может, дядя, Вы навестите нас как-нибудь ближайшее время? У моего мужа, - улыбнулась, собственническим жестом положила руку на локоть Джона, - множество дел, Вы могли бы научить меня, если он будет занят.
- Обязательно, Эла Ингратем. - Он поклонился и отошел.
- Вы тоже делаете успехи, Кэт. - Шепнул сзади Джек.
- Я стараюсь.
Дальше наступило затишье. Люди шли плотной чередой, но значимых фигур среди них не было, и прием имел вполне приличный вид. По крайней мере, до тех пор, пока Кэт не заметила стоящую в отдалении женщину, которая не двигалась вместе с толпой, а довольно длительное время наблюдала за происходящим. Ее цепкий взгляд то и дело охватывал Кэт с ног до головы, перемещался на Джона и возвращался обратно.
- Кто это? - Спросила Кэт, указав взглядом в сторону женщины. Но мужчины промолчали.
Женщина была изысканно красива. Точеная фигура, лицо, чем-то напоминающее изображения Нефертити в учебниках истории — но, конечно, не искаженными пропорциями рисунка, что всегда заставляли задуматься, почему же именно ее принято было называть красивейшей женщиной всех времен? Нет, в ней сквозило пронизывающее все существо достоинство высокородной дамы, отстраненность исследователя, что стоит вне жизни, но не презирает ее.
- Кто это? - Повторила свой вопрос Кэт.
- Это Ала Ингреторе. - Неохотно ответил Джон.
- Что это значит?
- Ала — прошлая форма от эла, вернее условная прошлая форма.
- Это значит...
- Да, - подтвердил сзади Джек. - Это она должна была сегодня быть тут.
- Я хочу с ней поговорить.
- Но, Кэт!
- Позже! Пусть она подойдет ко мне, когда закончится этот спектакль.
И, в нарушение всех правил, она сделала подзывающий жест, пригласив незнакомку к себе, что нарушало порядок следования гостей и было чудовищно, нелепо и неприлично по своему смыслу — почти так же нелепо, чудовищно и неприлично, как появление Ала Ингреторе в зале в этот день.
Люди зашикали и завертели головами, но Ала подошла и две женщины обменялись короткими приветствиями и договорились о будущей встрече.
В последствии это действие было расценено оппозицией как проявление слабости, в то время как прогосударственные деятели утверждали, что уже в первый день своего царствования Кэтрин Вустер сумела проявить дальновидность, подняться над уязвленными чувствами и партийными расчетами и заложила тот курс действий, которому следовала всегда.
«Бывшая не ставшая» (как теперь звучал ее титул) невеста Ингратем терпеливо ждала королеву в южной галерее под внимательными взглядами семейных портретов, среди которых в один прекрасный день должен был появиться и ее портрет, и где он уже не появится никогда. Вытянутый зал под высоким сводом, неизменные портьеры, книжные стеллажи, огромные окна и легкий ветерок, почти не разгоняющий душную жару этих дней. Казалось, всего этого она не замечала. Привычка к роскоши делает ее невидимой. Она ждала, пока в церемонном зале закончится утомительная и бесконечная процедура представления народу новой королевы. Если бы обстоятельства обернулись иначе, это ей бы сейчас пришлось стоять там, здороваясь и улыбаясь множеству людей, которых она не знала и никогда бы не хотела узнать. И еще много и много таких дней.
Под прикрытием тяжелых складок ткани Кэт застыла на пороге, изучающе рассматривая женщину. «Я должна пойти туда одна!» - Сказала она Джону. - «Джек проведет меня и подождет у входа, но ты не должен идти со мной. Если тебя застанут с нами, будет шумиха и скандал, а если это буду только я, то такой разговор двух женщин не вызовет удивления». И, хоть и нехотя, Джон был вынужден признать ее правоту.
Вблизи женщина была все так же красива, может, проигрывая немного в изяществе и нежности, но выигрывая в сосредоточенном уме, отпечаток которого лежал на всей ее внешности — начиная со складок на лбу под высокой прической и заканчивая туфлями на низкой подошве, что так выгодно подчеркивали простоту и дороговизну ее наряда. На фоне этой женщины Кэт ощутила себя замарашкой, Золушкой из детских сказок, которая случайно проникла во дворец и вот-вот будет разоблачена. Можно только удивляться тому, как спутал карты случай, поменяв их местами. Кэтрин Вустер всегда была неравнодушна к красоте, особенно той, что проявляется в людях.
Она кашлянула, чтоб дать знать о себе, и затем зашла в зал, неплотно прикрыв дверь, чтоб не давать Джеку повода открывать ее.
- Ах, вот! Вот Вы какая! - Сказала женщина, осмотрев ее. - Я должна была увидеть Вас. Думаю, Вы знаете, зачем.
- Знаю. - Ответила Кэт.
На самом деле, ответ лежал на поверхности. Никто, имевший опыт подобных отношений, не стал бы задавать такой вопрос. И лишь потому, что в наши дни забываются древние обычаи и все меньше людей народа исполняет брак во всей его полноте, такой вопрос вообще мог возникнуть. Это, конечно, результат упрощения культуры, что неизбежно происходит со временем в государстве, утратившем веру и отказавшемся от опыта, который и дал ему величие.
- Удивительно то, что произошло с нами, - высказала женщина мысли Кэт, и обе рассмеялись. - Ваш союз был бы невозможен, если бы Вы не были его природной элой, рожденной от начала для этой цели. И вероятность того, что это могло произойти вне народа — равна почти нулю. И, тем не менее, вот она, стоит передо мной. - Задумчиво продолжила красавица, покачав головой. - Я столько лет росла под тяжестью этой задачи, меня воспитывали с этой целью, и все Ваше должно было быть моим.
- И что же Вы будете теперь делать?
- Не знаю, пожалуй, я дам обет.
- Обет?
- Да, обет — не иметь мужа. Такой же, как дал Джек.
И, видя ее недоумение, рассмеялась еще раз:
- Видите, во дворце не существует тайн. Мы знаем даже, как Вы зовете друзей и слуг. Что Вы едите на завтрак и что Вам снилось — достояние дворцовых сплетен, но никак не личная тайна. Боже! Эта жизнь ждала и меня!
- Но разве Вы не захотите детей?
- Ах, королева! - Отмахнулась та, - День, когда я захочу этого, наступит и для меня. Но Ала Ингреторе должна жертвовать чем-то так же, как жертвует многим Эла Ингратем. Вы понимаете меня?
- Не совсем.
- Вы не выросли в атмосфере интриг и не видели гибели родных, что здесь является правилом, а не исключением.
- Понимаю.
- Так и должно быть. Я полагала, что мы должны быть похожи, поскольку мы с Джоном росли вместе с самого детства. И то, что должно было соединить в зрелости нас, срезонировало в нем, когда он встретил Вас. Вы непроизвольно запустили механизм слияния, который чуть не убил вас обоих.
- Все это кажется мне очень странным и до сих пор, хотя я тут уже много дней.
- Странным, и... извращенным?
- Да, пожалуй.
- Нам так же кажется животным извращением физическое влечение людей, не запускающее личностного слияния. Но Вы привыкнете.
- Ала... когда-нибудь я спрошу ваше настоящее, индивидуальное имя, пусть не сейчас, Вы скажете мне его?
- Вы хотите мое имя?
- Я хочу намного больше от Вас, Ала. Мне нужен друг. Женщина-друг. Я тут чужая и меня некому предостеречь в вопросах, которые типично женские и никак не связаны ни с политикой, ни с интригами, ни с отношениями. Я могу просить Вас об этом?
- Вопросы, не связанные с политикой? Этого не бывает.
- Вы, наверно, планируете уехать? Переждать время там, где будет тихо, и о Вас не будут говорить?
- Да, таковы были мои желания.
- Поезжайте. И... когда решите, что достаточно наказали себя тишиной, возвращайтесь. Я буду ждать.
- Хорошо, я вернусь.
Женщины замолчали, одновременно ощутив неловкость конца нелегкого разговора. Одинаково неуклюже взглянули по сторонам и друг на друга, и еще раз рассмеявшись, кивнули, и разошлись.
В коридоре ее ждал Джек.
- Ты слышал? - задала она вопрос, не ожидая ответа.
Конечно, слышал.
Он кивнул.
- Вам не обязательно оставлять двери открытыми, - добавил он. - Если будет нужно, я услышу.
- Что ты думаешь об этом?
- Рискованно. Я бы доверился ей с восьмидесятипроцентной долей вероятности, и это немало для меня, но мало для Вас.
- Время покажет.
И он отвел ее домой, к мужу. Отныне у нее не было другого дома.
«...Однажды доброжелатели спросили Кэтрин Вустер, как ей удаются такие удачные маневры, и как она умудряется делать такие не очевидные назначения, которые, в итоге, оказываются настолько успешны.
В ответ Кэтрин недоуменно пожала плечами.
- Что тут удивительного? - Сказала она. - Я же училась в мединституте...»
«Книга Воспоминаний» Гвельд Гейрмунд, Ала Ингреторе.