Он и Она...
4 глава.
Уже умывшись и придя немного в себя, Сережа посмотрел на свое отражение в зеркале: осунулся, круги под глазами, чуть кровящий шрам на брови… свежие царапины…
Он стал обтирать лицо марлевой повязкой, которая еще недавно красовалась на его макушке и продолжавшая попахивать уксусом и ромом. И… о беда! - оцарапал себе лицо чем-то, что находилось в этой злосчастной ткани. Бросив ее в раковину от досады, - произнес горестно: “Да за что мне это все?! Что же ты делаешь со мной, судьба?..”
Он снова взглянул на свое отражение в зеркале, оттирая ладонью капельки воды на нем, и не обнаружил никакого следа на лице, - даже покраснения не было. Но самым странным было то, что, шрам на брови и царапины на щеке - так же исчезли!
“Чудеса да и только - чертовщина какая-то!” - воскликнул он и стал искать в повязке предмет, который еще минуту назад причинил ему жгучую боль, - нашел. Это было замысловатое, богато украшенное орнаментом и множеством мелких самоцветов, потускневших слегка от времени, старинное кольцо!
Сергей обмыл его с мылом под струей воды, и оно… - заблистало своим огромным камнем невиданной огранки!
Камень - ну вроде стекляшка-стекляшкой, - поднесенный ближе к настенной лампе, брызнул неимоверным снопом радужных искр, ослепив так, что Сергей даже зажмурился на секунду.
“Бриллиант!” - мелькнула догадка, а он неплохо разбирался в этом, работая в похожей области и изучая преломляющие свойства многих минериалов по долгу службы.
Откуда это кольцо в такой замшелой и забытой всем светом квартирке, которую, как сокрушался ее владелец: ни покупать, ни арендовать, ни даже выкупить в рассрочку по дешевке за смехотворную цену никто не пожелал! Он еще рассказал, что давно уже живет в другом районе столицы, а это захудалое жилище, которое он прикупил для своей повзрослевшей дочери, - только обуза и больше ничего. Его “продвинутая”, как она себя всегда называла, дочь, при виде такого “подарочка”, как эта развалюх-квартирка, пусть даже и просторная и с хорошим видом на город, - вышла из себя от негодования, когда он ее сюда впервые привел. Да и выскочила она вскоре замуж за престарелого вдовца-финна, хотя долго крутила роман с его сыном, владевшим представительством компании своего отца в столице, соседствующего с его страной, государства.
Дочь, задыхавшаяся от неприязни к родным местам, к самому прекраснейшему городу, можно сказать, из всех столиц, - конечно же, переехала в Хельсинки. “Прощай, немытая Россия!” - словами поэта, надменно и цинично, выпалила она напоследок отцу в аэропорту, и, больше не оглядываясь, прошла с богатеньким финном-стариком под ручку на посадку…
Так это было или не так… - квартирка стала совершенно ненужной.
Престарелый ее хозяин, обрадовавшийся Сергею и его миловидной спутнице-супруге, вскользь даже намекнул, что он готов им ее подарить, лишь бы забыть всю эту историю с дочерью, как страшный сон...
А ведь и Сергей с супругой, которая согласилась на это старое жилье только под обещание о скором в нем капитальном ремонте, - тоже могли бы сюда не вселиться. И ведь он уговаривал Ее выкупить это жилье, когда, как бы невзначай, хозяином была озвучена примерная цена за нее, - фактически, двойная, по отношению ко всей той сумме, которую они внесли за годовую ее аренду.
Но вопрос так и остался открытым...
Почти сразу протрезвев, Сережа поспешил в прихожую, чтобы пересмотреть весь тот “мусор”, которым его накрыла злосчастная антресоль.
Чтобы стало еще светлее, Сергей принес в прихожую торшер, поставив его сбоку у стены, где он не мешал, и, сняв с него попутно запылившийся абажур, опустился на корточки.
Первое, что он поднял с полу - кирпичик-табакерку, - потряс ею, удивился, не беззвучности от этого действия, а тому, - как она была тяжела.
В свете торшера, после детального ее рассмотрения и судя по весу, Сережа заключил, что "табакерка", - ну ни чуть она не походила на коробочку - слишком уж много весила по отношению к своему объему. К тому же, почему-то, - окрашена масляной, грязно-зеленого цвета, краской, чего не делают с такими изделиями. Это более было похоже на брусок какого-то металла, а под слоем краски скрывались какие-то знаки и цифры. Среди всех символов, укрытых под толстой зеленью покрытия, Сергей явно различил только две цифры “9”, стоящих,скорее всего, в одном ряду.
Отложив его и еще пару похожих брусков в сторону, он стал подбирать и остальные предметы валявшиеся на полу.
Сергей не верил своим глазам, но это были необычные, правильной формы и различные только по величине, “камушки”, - также замалеванные зеленой краской. Их набралось больше жмени, и ему пришлось переложить их в шуфляду узкого старого шкафа, стоявшего рядом, и по-видимому, тоже очень давно, судя по тому, что его неоднократно оклеивали множеством слоев старых, провонявшихся плесенью и казеином, поверх множества слоев краски, обоев.
Наконец Сергей поднял сам щит антресоли, обнаружив прилипшую к его поверхности, старую, рыхлую совсем, газету. Но не это его заинтересовало, - вес самого щита. Он тянул на все 8-10 килограммов, хоть и сделан был из тоненького склеенного теса.
Когда он повертел им в руках, определяя примерный его вес, из щита посыпались разнокалиберные диски в той же зеленой краске, которой были окрашены и бруски-”табакерки” и множество непонятных пока “камушков”.
“Монеты!” - догадался Сергей.
Они сыпались и сыпались из торца той стороны полки, которая прилегала, по-видимому, к наружной стене квартиры, - остатки налипшей местами штукатурки указывали на это.
Конца этому потоку, казалось, не было - сотни монет!
Когда их поток вроде прекратился, щит все равно перевешивал одной из своих сторон - набит был еще чем-то.
Сережа прошел на кухню, принес самый большой нож из кухонного комплекта и стал расслаивать тес, поддавшийся очень легко - клей, видимо, давно потерял свои клеящие свойства, осыпаясь даже от небольшого усилия.
Выпало еще несколько кружочков-дисков, но они были покрыты уже не краской, а сургучом. Сургуч рассыпался от удара о пол, обнажая замысловатые старинные оттиски и надписи на желтоватом металле очередной находки. Ее он тоже отправил в шуфлядку шкафа, понимая, что именно сургуч определял их особую ценность.
Тут, совсем неожиданно, чего он давно не слышал и не ожидал в столь поздний час, а было уже около трех утра, как ему показалось, - затрещав вначале вибратором - зазвонил его мобильный телефон. Сергей на слух определил, что тот находится где-то в спальне. Отложив немедленно свое захватывающее занятие, он ринулся к телефону.
- Алло! - это был, до боли, до дрожи от набежавшего волнения, - Ее голосок, - Ты не спишь? Можешь меня выслушать?
Сергей, удивившись тому, что Она, не звонившая ему никогда среди их множественных разлук, и не отвечавшая на все его звонки и письма, - позвонила сама.
- Что-то случилось, милая? - прохрипел он и стал подкашливать, прочищая горло, а Она продолжала холодно и непринужденно:
- Ты там можешь притворяться, чтобы мне еще наврать что-нибудь в свое оправдание, но сообщаю тебе, что я подала… заявление…
Сергей, услышав последнее, может, самое страшное слово, которое могло прозвучать из Ее уст - слово-приговор, - не выдержал мгновенного перенапряжения и выронил телефон.
Его интерес к недавнему исследованию найденного клада, а это был именно клад - подарок из прошлого, из какого-то небытия даже, - окончательно улетучился, а твердь, казалось, вот-вот уйдет из-под его ног.
Ему совсем не хотелось поднимать с пола этот, ставший в мгновение ненавистным, мобильный телефон, хоть в нем и слышался Ее, любимой и неповторимой, совершенно не согревающий, как в прошлом, голосок.
Он сделал над собой усилие, - поднял трубку, но… - только короткие гудки в ответ…
Светало… Загудел и зарычал транспорт за окном - закипала жизнь нового дня...