"Я взял классическую лиру,
Безмолвна каждая струна.
Играть не хочет лира миру,
Которым правит сатана."
Николай Зиновьев
Скажи зачем, Эвтерпа, ты
Опять к столу меня влечёшь?
Бумаги чистые листы
Передо мной зачем кладёшь?
Писать стихи желанья нет…
Где он — "возвышенный предмет",
Что мог бы так очаровать,
Так мог бы душу взволновать,
Чтоб чувства, превратясь в слова,
лились бы на бумагу сами?
Чтоб не трудиться над словами,
И из словесной бы "руды"
Не граммы и, уж, не пуды,
А чудодейственный эфир
Рождался б, удивляя мир.
И чтоб потом не без волненья
Рождённое стихотворенье,
Как незнакомое читать…
Нет, так я не могу писать!
Петь о природной красоте?
Но где, скажи, красоты те,
Что предков наших волновали.
Найдёшь ты их сейчас едва ли…
Захламлена, изгажена природа
Стараньями бродячего народа.
А у творцов — радетелей прогресса —
И вовсе нет к природе интереса.
Байкал, и тундра, и Памир —
Всё рядом, всё доступно.
Мы "любим" покорённый мир
Бездушно и преступно.
Петь о любви? "Я встретил Вас…"
"Средь шумного бала, случайно…"
Но ты скажи, кого сейчас
Любви тревожит тайна?
Покровы сорваны с неё,
А нагота — в продаже,
Вокруг — глумливое хамьё…
Перекрестили в секс её,
Не вспоминать чтоб даже.
Воспеть Героя?
— Это долг пред каждым, кто поэт!
Но, муза! Право, нынче сил
его исполнить — нет.
Не счесть героев на Руси
— в труде и в ратном деле.
И далеко не всех воспели…
Поэзия у них в долгу.
Но я, ты видишь, не могу.
Да и героика, к тому ж,
— ведь не твоя стезя.
Без Полигимнии о них
стихов слагать нельзя.
Герои прошлого!
На нас пред ними тяжкая вина.
Разрушена, лежит в обломках
завещанная нам страна.
За тем ли за Победу жизни
герои прежде отдавали,
Чтобы наследники Отчизну,
как волчья стая, разорвали?
И всё, что создано народом,
разрушили, разворовали?
Зачем Сусанину поляков
вести, рискуя жизнью, в чащу?
Ему бы мзду просить поболе.
И жив бы был, пил-ел бы слаще.
Напрасно юноша Матросов
закрыл собою пулемёт...
Сегодняшний российский школьник
его геройства не поймёт.
Им проповедуют теперь
совсем иные идеалы,
И жизни нынче отдают
не Родине, а Капиталу.
И непрерывной чередой,
они шагают на кладбища,
Переплавляя капитал в гранит и мрамор —
их жилища.
Кузьма — герой нижегородский,
что Мининым в веках остался,
С мошной, покоем и семьею
отчизны ради попрощался,
Свои доходные дела во имя Родины оставил,
Воззвал к народу: "Русь в беде!"
Всё чем владел — ей предоставил.
С Пожарским князем тяжкий труд
по зову сердца восприняли
И, не жалея живота, от ворога обороняли
Свою отчизну, свой народ.
Предателей же не прощали,
Что и потомкам завещали.
Но погляди ТЕПЕРЬ вокруг!
Ты видишь Мининых, мой друг?
Увы, героев нет таких.
Заруцких много, Трубецких… (*)
"Герои" нынче волчьей хваткой,
Калашниковыми да взрывчаткой,
Иные — ложью, крупной взяткой —
За капиталы бой ведут,
Да из заморских, слышь, валют.
У них любви к Отчизне нет,
Случись беда — растает след.
К согласью власть зовёт в стране,
Но прежде б объяснили мне:
Как вора с жертвой примирить?
Согласью тут вовек не быть.
Беда везде, кругом несчастья.
А на несчастьях строят счастья
Злом порождённые уродцы;
Испив воды, плюют в колодцы,
Под сенью отдохнув, изрубят древа,
А страсти распалят, должна любая дева
Их обласкать и ублажить…
Им должно всё и вся служить.
Прошу, Эвтерпа, пощади!
На стол, к окошку не клади
Перо, чернила, лист бумаги;
Не для пера теперь, для шпаги
Настали злые времена…
В беде! В беде моя страна!
Леонид Котов, Октябрь 2005.
Исторический экскурс
(*) Пояснения к именам:
Пояснение 1
Заруцкий родился в западной Руси, военное воспитание получил в казачьих войсках, служил Лжедмитрию I. Особенно выдвинулся на службе у Лжедмитрия II, пожаловавшего ему сан боярина. Потом, переметнулся к полякам, которые под командованием короля Сигизмунда двигались на Москву. Не поладив с королём, снова переметнулся к Лжедмитрию II. После его гибели примкнул к ополчению, собиравшемуся с целью изгнать сторонников Лжедмитрия и поляков, но из-за раздоров в первенстве за руководством ополчением, снова переметнулся к объявившемуся в то время Лжедмитрию III и пытался организовать убийство князя Пожарского. Потом Заруцкий с частью остававшихся верными ему казаков, теснимый войсками боярина Одоевского, пытался поднять казаков в Астрахани, после неудачи бежал на Яик (реку Урал) и там был схвачен, привезён в Москву и казнён.
Пояснение 2
Род Трубецких многочислен. В смутное время особую известность приобрели двое Трубецких:
Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой
и Князь Юрий Никитич Трубецкой.
Князь Дмитрий Трубецкой, недовольный правлением Шуйского, перешёл в лагерь Лжедмитрия II, получил от него сан боярина и входил его правительство. После гибели Лжедмитрия II участвует в организации первого ополчения для освобождения Москвы от польско-литовских оккупантов и становится одним из его руководителей. Таким образом, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой вместе с Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым руководил освобождением российской столицы от поляков и был одним из претендентов на русский престол. Однако, история не простила ему союза с Лжедмитрием и имя его со временем померкло.
Князь Юрий Никитич Трубецкой начал службу при царском дворе в чине рынды и стольника (рында — личный охранник государя, стольники — обслуга царя на торжественных пирах). В архивах имеется много записей о царских приёмах, в которых Юрий Трубецкой выступал в этих ролях. Например:
“В 1604 году стольник князь Юрий Никитич Трубецкой «смотрел большой стол» во время царского обеда в честь английского посла”.
Но вот, из записи 1606 года видим, что Юрий Трубецкой выступает уже в роли личного охранника Лжедмитрия I:
“В мае 1606 года стольник князь Ю. Н. Трубецкой — первый рында в белом платье при Лжедмитрии I во время приёмов сандомирского воеводы Ежи Мнишека и польского посольства...”
Летом 1608 года после неудачных боёв под Москвой князь Юрий Трубецкой с сообщниками попытались перейти на сторону Лжедмитрия II, но были схвачены и отправлены в ссылки. Князь Ю. Н. Трубецкой из ссылки бежал и перебрался к Лжедмитрию II, который присвоил ему сан боярина и назначил конюшим (руководителем Конюшенного приказа).
После разгрома Лжедмитрия II и его бегства, Юрий Трубецкой направился в составе посольства к польскому королю Сигизмунду III Вазе. Посольство заключило с польским королем договор об избрании его сына Владислава на русский царский трон. Польский король утвердил за князем Ю. Н. Трубецким тушинское боярство. Ю. Н. Трубецкой принёс присягу на верность польскому королевичу Владиславу Вазе как новому русскому царю.
Вынужденное послесловие.
“Я не могу писать стихов,
Когда встречаюся порою
Средь всяких дрязг и пустяков
Со лживой пошлостью людскою…”
“Не могу писать стихов” - так характеризовал Константин Романов своё состояние, в которое его вводили горестные реалии жизни.
А если реалии эти - беды, постигающие Родину, которые Поэт характеризует таким вот образом:
“Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная Власть”.
Беды, постигающие Родину, рождают у поэта-гражданина и соответствующие им строки, далёкие по содержанию от воспевания лучших сторон жизни человека, к чему стремится живая поэтическая душа.
Поэт, который “больше, чем поэт”, живёт заботами и бедами своей Родины:
“И мне
агитпроп
в зубах навяз,
и мне бы
строчить
романсы на вас,—
доходней оно
и прелестней.
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.”
Вот в таком состоянии, под осознанием реалий, гнетущих мою Родину и было написано стихотворение “С музой наедине”.
В его начале моё обращение к музе, побуждающей меня к написанию стихотворения:
“Скажи зачем, Эвтерпа, ты
Опять к столу меня влечёшь?
Бумаги чистые листы
Передо мной зачем кладёшь?
Писать стихи желанья нет…”
Однако, оказывается есть люди, которые такое состояние поэта понять не могут. Вот как пишет в одном из комментариев к этому стихотворению некто Владимир Львов_2:
“Обвинять реальность в своей неспособности бредово”. В контексте его комментария слово “неспособности” надо понимать – неспособности писать стихи. Но в стихотворении говорится не о неспособности, а о нежелании ЛГ писать, так как он находится в подавленном состоянии от гнетущих его жизненных реалий. Хотя поэт и говорит: “не могу писать стихов”, но он их пишет, вот только содержание их под напором жизненных реалий получается не то, какое ему бы хотелось. О какой же неспособности говорит оппонент? И что же бредового в том, что под влиянием внешних реалий поэт пишет не то, о чём ему хотелось бы писать. Вот даже Великий Князь пишет “не могу писать стихов, когда …” реалии внешней жизни погружают его в мрачное настроение.
Далее в стихотворении следуют мои объяснения музе, описание чувств, которые не дают мне настроить лиру на оптимистичный лад.
Но, оказывается, находятся люди способные эти чувства опошлить, назвать выражение подобных чувств брюзжанием, даже не осознавая, что смысл слова “брюзжание” глубоко бытовой.
Так посмотрим, в каких же строках названный выше критик увидел брюзжание.
Здесь?
“Захламлена, изгажена природа
Стараньями бродячего народа.
А у творцов — радетелей прогресса —
И вовсе нет к природе интереса.
Байкал, и тундра, и Памир —
Всё рядом, всё доступно.
Мы "любим" покорённый мир
Бездушно и преступно.
Петь о любви? "Я встретил Вас…"
"Средь шумного бала, случайно…"
Но ты скажи, кого сейчас
Любви тревожит тайна?
Покровы сорваны с неё,
А нагота — в продаже,
Вокруг — глумливое хамьё…
Перекрестили в секс её,
Не вспоминать чтоб даже.”
Или, быть может, здесь:
“Воспеть Героя?
— Это долг пред каждым, кто поэт!
Но, муза! Право, нынче сил
его исполнить — нет.
… … …
"Герои" нынче волчьей хваткой,
Калашниковыми да взрывчаткой,
Иные — ложью, крупной взяткой —
За капиталы бой ведут,
Да из заморских, слышь, валют.
У них любви к Отчизне нет,
Случись беда — растает след.”
Или здесь:
“Беда везде, кругом несчастья.
А на несчастьях строят счастья
Злом порождённые уродцы;
Испив воды, плюют в колодцы,
Под сенью отдохнув, изрубят древа,
А страсти распалят, должна любая дева
Их обласкать и ублажить…
Им должно всё и вся служить.”
Вот потому-то кончаю я это стихотворение обращением к моей музе – Эвтерпе такими строками:
“Прошу, Эвтерпа, пощади!
На стол, к окошку не клади
Перо, чернила, лист бумаги;
Не для пера теперь, для шпаги
Настали злые времена…
В беде! В беде моя страна!”
Конечно, есть у нас прекрасные поэты, которые выражают те же мысли всего в нескольких строках. Эпиграфом к своему стихотворению я взял именно такое стихотворение Николая Зиновьва:
“Я взял классическую лиру,
Безмолвна каждая струна.
Играть не хочет лира миру,
Которым правит сатана."
Но что же такое творит Сатана в нынешней России?
Зиновьев – поэт, у которого широчайшее содержание упаковывается в кратчайшие формы. Он не находит нужным давать широкую картину бед, постигших Родину. Он полагает,- кто живёт в России, те знают это.
Но, оказывается - некоторые не только не видят этих бед (а кто-то и живёт за их счёт), но считают разговор о них бредом и брюзжанием. Вот им,- невидящим, не слышащим и предназначено это послесловие.