Случайнее любых импровизаций,
в летучем откровении стекла
мелькнула – и растаяла. Была –
и нет… вполне могло и показаться.
А подиум весеннего проспекта
в проталинах интимной наготы:
демонстративно зябнут животы,
травмируя мужские интеллекты.
Томленье глаз, округлые колени…
…Её ли я сегодня повстречал?
Страстей пора… Начало всех начал,
источник окрылённых устремлений,
период грёз и – гона у лосей,
красноречивых прыщиков – и почек.
Она, она! На взлётной полосе
её биплан пропеллером хлопочет.
Пора и мне. Довольно срок мотать
заложнику бездарных моногамий.
Колодки прочь! Сырая немота
уже пошла ленивыми кругами.
Куда летим? И что бы нам воспеть
в глухую ночь?.. За срочными делами
дежурный ангел так и не успел
луной заняться. Мраморный гурами,
стиху немалый нанося урон,
втихую сплыл, пресыщенный дарами
пиитов всех времён.
Чему там быть – раёшнику, верлибру,
гекзаметру – а только жребий выбран,
и, кажется, уже не избежать
мгновения смертельного фальстарта:
без лонжи – в ночь семнадцатого марта –
с трапеции восьмого этажа.
Але!.. И пусть ни с чем не сообразнырифмованные петли и силки –
раскачивает вервие строки
посыл неутолённого соблазна.
Хотя, постой… Давай наоборот:
старается соблазн перебороть
и отозвать упрямые катрены
отведавший жестокий женский сглаз,
в лепёшку расшибавшийся не раз
король арены.
Но гол король, и этот номер гол,
и дьявольски божественный глагол
уже прожёг дыру в районе сердца,
и некий ноготь шлёт его щелчком,
и он летит – за лунным молочком –
сияющий, как новенький сестерций,
на счастье!..
Наудачу, наугад –
на ложе переменчивой мадонны,
где – ап! – пересекается дуга
с её полураскрытою ладонью…
Там простынь лён – и шёлк её плеча,
волненье штор – и сна её пелёны,
и те часы, минуту улуча,
монету изучают изумлённо.
…Зачем чеканен сумеречный стих?
Кому за неоплаканное платят?
Возможно ли ещё приобрести
хотя бы час – на этом циферблате?
…Раздвинул створки облачный сезам –
и Рыба возвратилась поневоле.
Не оттого ли холодно глазам,
и горлу горячо – не оттого ли?..
Когда-то зимний ветер захотел
причинами последствия умножить –
и взгляд давал оправу красоте,
ожесточалось своеволье тел
горячей строчкой и лавандой кожи,
и хвост вращал весёлого щенка!..
…Любовью пахнет женская щека,
и вовсе без любви – она не может.
Моей ли?.. Нет.
Ушло и отлегло,
и не идёт о ренессансе речи.
Бессрочно, неразведанным углём
отложится нечаянная встреча.
Но ветреной апрелевой листвой,
тревожной и отчаянно-зелёной
пребудет молодое озорство
на амальгаме слов запечатлённым.
В глубинах антрацитовых зеркал
не побледнеет бровь её соболья…
Да не отвергнет спящая рука
смирения щербатого обола.