Осень небрежно пускает корни
Из сердца в вены.
И как всегда веют прохладой её ладони. Вспомни,
Как от русалок влюбленных остается лишь только пена.
Моя потертая кожа, старый шрам - временами тревожная
Печальная, знаешь, память.
Хризантемы расцветают, и небо совсем безбожное
Смотрит на нас. А я знаю о боли более чем, ты можешь себе представить.
Идти, но не приближаться к назначенной, знаешь, цели.
Знать, но не видеть, не помнить, словно и нет, ни тьмы, и ни света.
Нас кружат вечно черные старые карусели
На которых немного грязи и остаток снега.
Нас манит море, мне душно, не страшно, невыносимо
Дышать. Море бьется об рифы, об души, грудные клетки.
Люди, видя, умирающих почему-то проходят мимо,
И в сердце бросаются в осенний день оголевшие ветви.
Мы осенью научились цвести жасминами,
Летать птицами, рассыпаться звездами.
На желтых травах. Мы даже не были шутами, остались лишь только мимами,
Что скрываются под рябиной, её осенними гроздьями.
Помни, помни меня, когда вспоминается что-то старое.
Поношенное, выброшенное. А мы ничего не помнили.
Ничего не знали. Наши имена - что-то всегда заглохшее,
И нас никогда бы не приняли и не поняли.
Я иду куда-то дорогой заложенной листьями,
Черными кружевами, на моём пути вырыты ямы.
Я падаю, и этот крик в лунные ночи «ни спаси, ни сохрани» -
Моя память – потертая кожа, старые очень шрамы.
Тебе семнадцать. Цифры - всего лишь время.
Море тонет в моих глазах, разлуке идёт вновь черный.
А что же происходит, когда волк покидает стаю, когда нет племя?
Я твой личный мим, навсегда слуга, навсегда покорный.
Тишину октября, не забудь, прими мою осень в вены. Помни.
В душе твоей навсегда тепло, как у камина дома.
Пусть у нас только снаружи холодает, пусть холодны ладони,
Помни меня, помни, печальная Белладонна.