Не то чтобы передумала, просто предупредить:
меня – очень сложно. Все ваши всегда ругаются.
Попробуй-ка зафиксировать эту нервную прыть,
горячую ртуть, убегающую сквозь пальцы.
Я всё же не понимаю – какая тебе нужда
в борьбе с безнадёжным? Право, лихорадочный бег по кругу.
Но трезвые доводы застревают в груди, когда
берёшься за кисть с решительностью хирурга.
Хранима завесой лжи, замираю: с тобой – нельзя.
Для игр и загадок ты уже слишком близко.
И я разрываюсь между желаньем закрыть глаза –
и распахнуть их с отчаяньем василиска;
желаньем включить на максимум сирены и семафоры,
из тайного альтруизма заставить тебя удрать –
и тихо шептать: «Пожалуйста! Подари мне форму,
преврати меня в линии – да хоть в чёрный квадрат!..»
Ведь ты же во всём находишь странную красоту,
тебя не пугают поглотившие веру тени.
Я просто молчу. Я чувствую: мне подойти к холсту
страшнее, чем к зеркалу в собственный день рожденья.
Чудно ли – и самые близкие не иначе как свысока
к потерянной, глупой, прописанной в неликвиде...
Но над полотном стремительно летает твоя рука –
и, кажется, ты меня видишь.
Действительно видишь.