Рецепт бессмертия
Можно, я пропишу, как прописывают аспирин,
Заедать валидолом, кося первозданный ритм,
И, косясь ошалело, глотая таблетки три,
Подкачавшим плечом подпирая косяк двери,
Накачавшись колёсами для или до зари,
И хмельную бессонную дочь в колыбели качая,
Можно, я пропишу в эту ночь без горячего чая,
Горячительного – в доме не было ничего,
Или горячей, с замерзшими коленями, плечевой,
Нарочито нечаянно торчащей у обочины,
В короткой юбке, продающей немного порченый
Товар, зато по цене сговорчивой.
Или твоей почти непорочной подруги,
Которую ты вызываешь звонком,
Гладишь неухоженные руки и
Выгоняешь пинком, забывая закон,
Гласящий, что всему есть своя цена.
И тебя за это лишают света, лишают сна,
Заставляя дрожать, по ночам сочиняя тени.
Можно, я пропишу, как прописывают вискарь,
Когда пуля прошла по касательной вдоль виска,
Запоздалый животный страх бередит тоска,
Зажимает живот, заставляя себя таскать,
И не дарят спасения Машки-Наташки-Лизки,
И тоску притупляет повторная порция виски.
Можно, я пропишу, как прописывалось здесь всё,
На спидометре 150, и незнамо куда несёт.
(Только в плане косяк, в горле ком,
А в желудке сидит жирный кот,
Изнутри расцарапывая когтями),
Эту жуткую боль ты чувствуешь даже костями.
Не спасает ни скорость, ни громкость, ни адреналин.
Ты стоишь, и плечом подпираешь косяк двери.
Пропишу я тебе, как врач-драматург, Любви,
Не той пошлой, которая в каждом протёртом порту
Продаётся за погнутый грош, и без капли стесненья,
А той светлой, которую запросто так не найдёшь,
Но, когда испытаешь, не будет и тени сомненья.
Можно, я пропишу не рыдать, не рубить с плеча,
И не пить перепоем смешную твою печаль,
Можно, я пропишу да во поле Иван-чай –
Да нарвать копну, насушить да в костёр сложить,
Подпалить с четырёх концов, да сказать «прощай».
Иван-чай научит, научит, как дальше жить.
И сгорит-отболит в его травах тоска-печаль.
А ты руки грей, приговаривая слова:
«Защити-спаси, полыхающая трава!»
А уж если добавить полыни да остролист,
В тихий наговор свой вплести соловьиный свист,
То ночные силы такую получат власть,
Чтоб с твоей душой впредь наиграться всласть.
Так что будь же чутким, и помни, кого зовёшь,
В этой ночи жуткой лунный блистает грош,
Пусть костёр травяной твой лучше потушит дождь,
Чем ты душу свою отдашь за погнутый грош
И минуту власти, как в потёртом порту
Она продаёт любовь, торгуясь за лот морали.
А ты на распутье, и ты очень близок к аду,
Не верь голосам, что всякую ложь орали.
Мне тоже не верь, хоть я и сказала правду.
Можно, я тебе посоветую, втихаря
Под столом откупоривая непочатую вискаря,
Проходи, садись, и хорош там торчать в дверях.
Заводи всех своих притаившихся чертенят,
Целый ряд теней за спиной, целый полк девчат,
Тань-Мань-Ань-Наташ, красивых и на любителя,
С лица вод не пить, да и что на неё глядеть.
Проходите, садитесь, не толкайтесь, и будьте бдительны.
Убедительная просьба очень уж не галдеть!
- Я тебе посоветую, точно так, пропишу, –
Морщусь, рот кривлю, отвлекаюсь опять на шум,
- Видишь, выпадает старая башня, облезлый шут,
Белозубая смерть, улыбаясь пажу пентаклей,
(Щёки в саже и волосы встрёпаны, торчат паклей)
Белозубая смерть, нагоняя на ближних жуть,
Тихо шепчет: «Смотри, я душу твою держу!»
Вот ведь страшная сказка, в которой ни слова лжи:
- Она в нежных руках сжимает комок души,
Как в тисках – сломает, сожмёт – и тебе не жить.
Хочешь, я тебе открою большой секрет?
Если сотню вёрст пройти на седьмой заре,
По холмам-пригоркам-лесам, да дойти к Горе,
Ты узнаешь её, над ней установлен крест,
У подножья его уж с лишним две тысячи лет
Бьёт Источник Бессмертия, которому равных нет.
Вот таков мой сказ, не спрятано в нём морали.
А ты на распутье, и ты очень близок к Раю.
24.05.15