Фрагмент
Посвящается Стихийному
Они пилили чугунную батарею. Длинные их шнобеля были перепачканы чугунной пылью. Рядом со Стихийным лежала на траве манишка. Он ее снял: она мешала работать. Под гирями предусмотрительный нарушитель конвенции разостлал газетный лист, дабы ни одна пылинка драгоценного металла не пропала зря.
Молочные братья изредка переглядывались и принимались пилить с новой силой. В утренней тишине слышалось только уханье филина: "ух, урою" и скрежетание аккумуляторных "болгарок" .
— Что такое! — сказал вдруг Токов, переставая работать. — Третью ночь уже пилю, а оно все еще не золотое.
Стихийный не ответил. Он уже все понял и последние полчаса водил отрезным алмазным диском только для виду.
— Ну-с, попилим еще! — бодро сказал подслеповатый, но добродушный Токов.
— Конечно, надо пилить, — заметил Стихийный, стараясь оттянуть страшный час расплаты.
Он закрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы с нанизанными на них золотыми перстнями, смотрел на мерно двигавшуюся широкую спину бессеребряника-альтруиста богатыря-поэта Токова.
— Ничего не понимаю! — сказал Токов , допилив до конца и собирая воедино кусочки чугунной батареи: — Это не золото!
— Пилите, пилите, Илюша — пролепетал поэт-балерон Стихийный. Но богатырски сложенный и местами талантливый поэт Токов, держа в каждой руке по чугунной секции, стал медленно подходить к нарушителю конвенции, художнику-маляру, плотнику-краснодеревщику, токарю первого юношеского разряда . . .