ДИПТИХ О СНИМКЕ НЕЗНАКОМКИ
ЧАСТЬ I. ЗЕРКАЛО ДВУХ ДУШ
(проза)
Это случилось в один из тех дождливых ниццких вечеров, когда море пахло озоном и тревогой. Сергей, молодой художник из Петербурга, сидел в своей мастерской на бульваре Виктора Гюго. Он оказался в Ницце почти случайно — после разрыва с невестой и провала первой выставки в Москве ему нужно было куда-то бежать. Друг детства, работавший в местной галерее, предложил пожить в его пустующей мастерской. «Перезимуешь, подлечишь душу», — сказал он. И вот Сергей перезимовывал уже третий месяц, размышляя о том, что «зимовка» — это просто красивое слово для «побега от реальности».
Иногда он с иронией вспоминал, как пять лет назад, на пятом курсе Первого мединститута, неожиданно для всех бросил учёбу. Его родители — оба врачи — были в ярости. «Ты с ума сошел? Год до диплома остался!» — не мог понять отец. Мать плакала: «Мы столько лет мечтали, чтобы ты продолжил династию!» Но однажды ночью, после 36-часовой смены в больнице, Сергей понял: не может больше видеть смерть. «Лучше уж я буду убивать красками на холсте, чем наблюдать, как жизнь уходит от пациентов», — с горькой иронией подумал он тогда. Вместо анатомички он купил мольберт и краски. С тех пор пахло в его жизни не хлоркой и лекарствами, а скипидаром и масляными красками — что, как он шутил, было «ненамного полезнее для здоровья».
За окном шуршали шины машин по мокрому асфальту, слышались отдалённые гудки и французская речь из кафе через улицу. От скуки он листал ленту в социальной сети, и вдруг его сердце остановилось. Не от поста, а от фотографии.
Это было не селфи, а старый, немного размытый снимок, сделанный, казалось, на плёночный аппарат. На нём — женщина с поразительными зелеными глазами, сидящая на каменном парапете набережной Англе. Она была запечатлена в профиль, смотрящей на море, и ветер трепал её светлые волосы. Она не улыбалась, но уголки её губ были приподняты в намёке на улыбку, лёгкую, почти неуловимую, как отблеск заката на воде. Имя в профиле — Jessica Avril. Это было лицо, которое он годами пытался воссоздать в своих эскизах — образ из самых сокровенных снов.
Не думая о последствиях, он написал ей: «Простите лекаря... Увидев ваш снимок, был как молнией пронзён. Мне в снах похожее лицо встречалось часто».
К его удивлению, ответ пришёл через несколько часов: «А вы всегда так знакомитесь с незнакомками? Ваше сообщение пахнет... грустью и одиночеством. Как мокрая акварель».
«Хуже, — ответил он, — пахнет разбавителем для масляных красок и кофе, который я вечно перевариваю. Видимо, мой талант распространяется не только на искусство, но и на порчу совершенно хорошего кофе. А ваша фотография пахнет морем. Таким, каким оно бывает перед грозой».
«Странно, — ответила она, — ведь на том снимке как раз была гроза. Я тогда убежала из дома — родители настаивали, чтобы я стала юристом, как они. А я хотела реставрировать книги. Видимо, это семейная черта — выбирать профессии, которые заведомо не принесут денег».
Эта фраза задела его за живое. Он рассказал ей свою историю — про мединститут, про родителей-врачей, про ту самую ночь, когда он ушёл из медицины в искусство. «Представляете, — добавил он с иронией, — я мог бы сейчас спасать жизни, а вместо этого пытаюсь спасти этот проклятый холст от собственного отсутствия таланта».
«Знаете, — писала она, — когда работаешь со старинными переплётами, кажется, будто прикасаешься к времени. Пахнет пылью веков и замшелой бумагой. А ещё — запахом чьих-то несбывшихся надежд. Гораздо приятнее, чем запах больницы, не правда ли?»
«А когда пишешь море, — отвечал он, — пахнет солью на губах и одиночеством. Давайте встретимся. На той самой набережной, где сделан ваш снимок. По крайней мере, если всё пойдет не так, у меня будет прекрасный вид, чтобы утопиться с горя».
«Боюсь, — ответила она после паузы. — А что, если в жизни мы окажемся просто двумя случайными людьми? К тому же, я слышала, художники — народ ненадёжный».
«Тогда хотя бы услышим, как шумит настоящее, а не воображаемое море, — набрал он. — А что до ненадёжности... Я же не предлагаю вам замуж, всего лишь встретиться на набережной. Пока что».
Они договорились встретиться в субботу, в пять вечера, у того самого парапета. Сергей пришёл за полчаса. Воздух был наполнен ароматом свежесваренного кофе из ближайшей булочной, смешанным с запахом морской соли. Крики чаек и далёкие звуки уличного музыканта, игравшего на аккордеоне, создавали звуковой фон.
И вот он увидел её. Не на фото, а вживую. Она шла к нему в лёгком платье, развевающемся на ветру, и на этот раз она улыбалась — по-настоящему, широко и светло. Её зеленые глаза казались еще ярче при дневном свете.
«Вы пахнете... книгами», — сказал он, не находя других слов.
«А вы — скипидаром и тревогой», — ответила она, протягивая ему маленькую, высохшую морскую звезду. «Я нашла её в тот день, когда сделали тот снимок. Почему-то была уверена, что однажды отдам её тому, кто его увидит и поймёт. Хотя, — добавила она с лёгкой усмешкой, — если честно, я думала, это будет какой-нибудь романтичный поэт, а не беглый студент-медик».
«О, — рассмеялся Сергей, — значит, вы уже изучили мое досье. Надеюсь, мои художественные способности произведут на вас большее впечатление, чем моя академическая неуспеваемость».
В её улыбке читалось что-то большее, чем просто вежливость — обещание новой главы, которая только начинается. И, как показалось Сергею, лёгкая ирония, которая говорила: «Ну что, посмотрим, на что ты способен, бывший студент-медик».
---
ЧАСТЬ II. ПРИЗНАНИЕ В ИНТЕРНЕТЕ
(стихи)
Простите лекаря (романтика в душе) —
Что заглянул к вам на страницу… интернета…
Вы часто слышали подобное «клише»…
Их утомительность — подобна кастаньетам.
Увидев снимок — был как молнией пронзён! —
Мне в снах похожее лицо встречалось часто!
В ту женщину из сновидений я влюблён,
Причём — безумно, безнадёжно, дико, страстно!
Нет дна в глазах — и в них нельзя не утонуть,
Как в море — моментально, скрывшись под волною!
Ваш взгляд прекрасен… словно Млечный Путь… —
Там звезды… — небо отражается… ночное…
Вас утомил? Не попрощавшись — ухожу…
За дерзость — на прощение — не уповаю.
Который день к вам на страничку прихожу,
И что не встретимся лицом к лицу… — я знаю.
Шесть месяцев прошло, но мы еще на «Вы»…
И наш «не до роман» — на полуслове замер.
Слова… Слова… И… Вы, наверное, правы.
Нет искушению… — Данайскими дарами…
P.S.
Это стихотворение — документальное. Оно родилось как мгновенная реакция на знакомство в Facebook с девушкой по имени Джессика. Наши диалоги были странными и прерывистыми — она плохо говорила по-русски, я с трудом объяснялся на ломаном английском. Языковой барьер создавал особую магию: слова становились ценнее, паузы — красноречивее.
Через год, оказавшись в Ницце на трёхдневном отдыхе между выставками, я предпринял робкую попытку встретиться. Помню, стоял на площади Массена под шум фонтанов, переписываясь с ней в мессенджере. Она была где-то на вилле в Монте-Карло — съёмки для местного глянцевого каталога. «Завтра? — писала она. — Maybe tomorrow evening...» Но вечером пришло сообщение: съёмки затянулись, нужно ехать в Канны. А на следующий день у меня уже был обратный билет в Москву.
Мы так и остались двумя параллельными линиями — я гулял по Английской набережной, она позировала фотографам где-то на фоне яхт. В последний вечер я сидел в кафе на rue Bonaparte, пил розовое вино и смотрел, как закат окрашивает фасады старых домов в цвет её волос.
После блокировки Facebook связь окончательно оборвалась. Вспоминаю её снимки — она была изумительно красива. Полуодесситка (мать из Одессы), она подрабатывала моделью в малобюджетных глянцевых журналах. На её странице были эльфийские глаза и улыбка Моны Лизы.
Иногда я думаю: может, именно эта недосказанность и идеально сохранила тот образ — Джессика навсегда осталась женщиной из сновидений, чьё лицо я когда-то попытался поймать в строчках.
27.08.2013
Зарисовки из Ниццы (цикл)
Из книги «Избранное», 2016
На фото — та самая Джессика Эврил... а может, и нет